Свекровь, к общему семейному счастью, покинула супругов два года назад, окончательно перебравшись на ПМЖ на дачу.
– Теперь буду целый день думать только об этом, а вечером надо будет сказать мужу. Он, конечно, обрадуется. Он всегда радуется. Ему не надо ни сидеть с детьми, ни ползать с токсикозом по магазинам, ни стоять у плиты, когда тошнит от одного упоминания о еде. И если взрослым можно и не готовить, то детям все равно придется. Надо идти варить кашу. Нет, надо радоваться, несмотря на трудности.
Между тем дети услышали, что мама встала, и наперегонки, с криками, таща за собой любимую куклу, влетели в комнату и повисли на Насте.
– Доблое утло, мамочка! Мама, наша кукла пописала в голшок. А Сима уписала кровать, – спешила рассказать утренние новости Верочка.
Вера упорно не выговаривала букву «р», надо было заниматься с логопедом, но на занятия денег не было. Настя переживала и не знала, что делать, скоро в школу, а ребенок простую букву не выговаривает.
Холодильник был пуст, уныло пуст. Значит, прогулку придется совмещать с походом на рынок.
Настя открыла молитвослов и принялась варить кашу детям – в последнее время она часто совмещала утреннее правило с варкой каши и другими кухонными делами. Не успевала. Корила себя за то, что не может организовать свой день и свое время, так, чтобы оставалось время на молитву. Дети уселись за свой столик, нетерпеливо ожидая завтрака. По утрам у них всегда был хороший аппетит. Было время, когда дочери по утрам соскакивали ни свет ни заря и требовали есть, совершенно не давая Насте выспаться. Теперь они стали старше, спали почти до девяти часов, что было для Насти большим счастьем. Она всегда очень тяжело переносила ранние подъемы. Встать в семь часов, особенно зимой, для нее было сущей пыткой. Именно поэтому она очень не любила ранние службы и старалась их по мере возможности избегать, в отличие от Алены, которая их, напротив, охотно посещала. В этом они с Аленой не сходились: та была жаворонком, а Настя – совой. В институте Настя до поздней ночи писала, шила и рисовала курсовики, тогда как Алена, сладко посапывая, смотрела десятый сон. Когда же Настя, измученная курсовыми (а она, как правило, писала и за Алену), засыпала, полседьмого вскакивала бодрая и свежая Алена, начинавшая шуметь и демонстративно громко читать утреннее правило, периодически останавливаясь и крича: «Настя, вставай, подъем, Царство Божие проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает, святые отцы не одобряют многоспание. Хватит дрыхнуть. Проснись, наконец!»