Тяжёлый, старинный, золотой с узорами мужской перстень. Сверху красовался огромный, с ноготь среднего пальца рубин, полуприкрытый как бы львиной лапой с когтями. Между когтей были вставлены бриллианты.
Валя видела это кольцо.
Пару месяцев назад, когда у Марии Фёдоровны ещё теплились какие-то силы, она достала его и держала в кулаке правой руки. Периодически она разжимала руку секунд на пять, смотрела на перстень и опять сжимала. Она думала, что Валя так не увидит. Когда старушка смотрела на него, то что-то бормотала и явно вспоминала. Понятное дело, ей было что вспомнить за такую долгую жизнь.
На стенах висели её фото, по которым можно сделать вывод, что изображённая на них цветущая стройная женщина побывала во многих странах мира и дома не скучала. Она также не могла не нравиться противоположному полу, так как напоминала, причём очень сильно, Клаудию Кардинале, кинодиву тех лет.
– Лапа Борджиа, – прошептала старуха внезапно, заставив Валю вздрогнуть.
– Что вы сказали, Мария Фёдоровна?
Но та уже снова погрузилась в полузабытьё.
Валя замерла. Она знала, о чём речь.
Несколько недель назад, разбирая бумаги из любопытства, она случайно наткнулась на черновик завещания. Всё состояние, вся огромная квартира с содержимым, отходила внучатой племяннице Ольге. Валя хоть и надеялась что-то получить от старухи, но очень слабо, как, впрочем, и оказалось.
Тем не менее, была одна строка, которая зацепила Валю.
«Перстень с рубином «Лапа Борджиа» передать Лукашину Станиславу Олеговичу, сыну архитектора Лукашина Олега Сергеевича, проживавшему по адресу: г. Москва, Арбат, 43.»
Валя тогда не придала этому значения, но сейчас…
Она осторожно достала жестянку. В ней лежал не только перстень – рядом блестела крошечная круглая плоская серебряная коробочка. Валя открутила крышку – там был какой-то белый порошок без запаха.
Девушка разволновалась.
Она так увлеклась перстнем и коробочкой, что не заметила, как Мария Фёдоровна открыла глаза и схватила её за руку, прохрипев:
– Ты всё знаешь? Ты знаешь?
Валя вздрогнула и застыла от неожиданности, но старуха уже слабела, пальцы разжались, глаза закатились, дыхание стало реже.
Валя освободилась от старухиной руки и продолжала сидеть неподвижно.
За Марией Фёдоровной пришла смерть.
Валя не стала звать Скорую сразу.