– А теперя мяне слухай, Анечка, да не перабивай. Можашь думать, што бабка твоя умом тронулася, старуха старая, но уважь меня, выполни последнюю просьбу. Тихо, – подняла старушка руку хотевшей было возразить девушке. – Как в хату мою взойдёшь, ты сразу к образам иди. Там, за левым образом, ключик припрятан. Ты его возьми, им поставец отопри, што снизу стоит. Из поставца книжицу забяри. И гляди, храни её, как зеницу ока! Не теряй, не показывай никому. А ещё в сундуке всё забирай, ничего не оставляй. И матери не сказывай, слышь? А то ворчать начнёт, да повыбрасыват всё.
Старушка замолчала, переводя дыхание. Бледные губы её чуть подрагивали, а на высохшей шее заметно билась жилка. Аня налила ей воды из бутылки, стоявшей на тумбочке. Соседка по палате повернулась к стене, накрывшись одеялом с головой, словно не желая слышать их разговор.
– Не веришь ты мне, вижу. Глаза-то твои сомнением горят. Но есть в тебе силушка наша стародавняя, почивает ишо токмо, дремлет, как зверь в берлоге. Не всему я тебя обучила, дура старая, сложно тебе придётся. Ничаво, ты у меня разумница, справишься. И гляди, никому не сказывай про енто всё, слыхала? Ни единой душе живой. Ни матери, ни подружке, никому. Тайну эту беречь надобно, как жизнь свою. Ты у меня крепкая, я знаю. Токмо помни: што скажу, то и делай, без вопросов. Время придёт – само всё откроется.
Аня растерянно кивала, удивленная такой резкой смене в поведении старушки. За окном пролетела одинокая птица, на мгновение бросив тень на стену палаты. Она и раньше слышала от бабушки про какую-то силу, что в их роду передавалась, но никогда не верила во все эти сказки. Студентка-медик, она привыкла доверять науке, а не старинным поверьям. А вот бабушка, судя по всему, верила всей душой. Морщинистое лицо её выражало такую убежденность и тревогу, что спорить сейчас казалось почти кощунственным. Не желая расстраивать родного человека, девушка пообещала, что все сделает как сказано.
– А потом тебе все это привезу, бабуль, и ты мне все расскажешь, хорошо? – чтобы хоть как-то приободрить родного человека, предложила Аня, поправляя сбившееся на кровати одеяло и украдкой вытирая выступившие слезы.
– Моим глазам ужо не посмотреть, что там начертано, сомкнутся они скоро, – тихо проговорила баба Нина, и морщинистая рука её слабо сжала пальцы внучки. На запястье болтался больничный браслет, слишком широкий для исхудавшей руки. – А вот тебе надобно всё-все запомнить, што там есть. Придёт час, сама поймёшь, што то не брехня старой бабы, а истинная правда. Только ты не торопися. Всё своё время имеет. А пока – слушай да на ус мотай.