– Знаю, – тихо прошелестела я, накинула капюшон, скрывая лицо с горящей от пощечины щекой, и поспешила другой дорогой к часовне.
Злостью ведома не только герцогиня, сейчас я тоже отчаянно пытаюсь её унять, крепко сжимая кулаки, так, что ногти впивались в кожу. Мне не повезло родиться близняшкой в семье, где по закону должен быть один ребенок. И не просто по закону, а из-за проклятья. Выживает только один. Я родилась второй, на десять минут позже.
Отец сжалился надо мной, не смог убить дитя. Он нашел шамана, Кейна Эверуса, из Малоземья. Тот взглянул на меня, еще младенца, и подсказал, как можно уберечь. Изменить судьбу. Полностью.
Мне не дали родовую фамилию, не занесли в родовую книгу, не оставили в комнате с сестрой, да еще и магию дисбалансировали: в первые дни жизни мы с сестрой были неразрывно связаны, наши магические потоки пронизывали нас обеих, и это дало возможность переплести их таким образом, что большая часть силы утекла в Эрелин, а мне остались лишь крохи.
Подтверждение проведенному ритуалу – бусинка, введенная мне под кожу на лбу. Другие видят едва заметное сияние в форме полумесяца, но я отлично чувствую любые её колебания. И когда я нахожусь на грани того, чтобы изменить путь, выстроенный мне Кейном Эверусом – бусинка нагревается, причиняя мне боль.
Так было в младенчестве, когда отец решил оставить меня во дворце вопреки настоянием Кейна отправить меня в приют подальше от Хандербуга – я этого не помню, но мне рассказывала монахиня, что меня воспитала. Бусинка нагрелась, едва не убив меня, тогда-то меня и отселили. В герцогскую часовню, где была пристройка – там я и росла, не зная родителей.
С каждым годом герцогиня ненавидела меня все больше.
Потому что боялась. Боялась за свою любимую дочь. Я бы на её месте тоже переживала. Отец сохранил нам обеим жизни, и, пусть меня пытались отдалить от семьи герцога, выбрать для меня иную судьбу, но… вдруг Кейн Эверус ошибся? Вдруг Эрелин не спасли от проклятья и одной из нас суждено умереть?
Меня держали рядом, чтобы… иметь возможность убить. Предотвратить ужасное проклятье. Никто вслух об этом не говорил, но я понимала, что витает в голове моих настоящих родителей.
Все боялись этого. Даже отец… даже он, который когда-то меня спас. В детстве он не проявлял ко мне никаких эмоций, молча проходил мимо, если замечал меня, то теперь, когда наше с Эрелин двадцатилетие приближалось, стал хмуриться, а в его взгляде… там плескался страх.