Я моргнул, сбрасывая пелену.
Я это все знал.
К чему ты клонишь, девочка?
Настя сложила руки на груди. Защитный жест. И соблазнительная шелковая пижама на ней. На моей женщине. Да, у меня это отобрали. Но я вернул. Рано или поздно Настя вспомнит нас. А если не вспомнит, то смирится. Слава богу, ребенок был моим.
– Я не видела тебя на похоронах Саши, – выпаливает шепотом, растеряв храбрость духа и перейдя к главному. – И в Петербурге тебя не было. Где ты был в день, когда произошла та авария?
Вспоминаю разговор с Вяземским.
Про ад. Так вот, похоже я нащупал его дно.
– Мне кажется, все, что тебя должно сейчас касаться, это ребенок в твоем животе. И еще, Настя…
Я сделал шаг навстречу ей.
Настя отшатнулась. Резко. Почувствовала мой настрой, как комната завибрировала – почувствовала.
– Тебе не кажется, что такие вопросы лучше не задавать мужчине, которого ты боишься?
– Я тебя не боюсь, – моргнула несколько раз, продолжая отступать. – Я чувствую, что нужна тебе. Не понимаю, для чего и как долго, но пытаюсь выяснить.
– Чувствуешь правильно. Но копаешь не там.
– И все же я хочу услышать ответ. После аварии даже экспертизу толком не проводили. Дело быстро закрыли, машину утилизировали. Хотя машина живая была. Просто Саша – уже нет.
Настя ударилась лопатками об стену.
Чуть поморщилась, но взгляда с меня не свела. Испуганного взгляда, но в то же время очень уверенного.
Я подошел, почти упираясь в нее своим телом.
Я ждал, что она придет и захочет остаться. Без принуждения. А она обвинила меня в аварии, где могли погибнуть трое: один ублюдок, другая моя женщина и наш с ней ребенок.
Глупенькая.