– К сожалению, здесь мало что можно вырастить: почва в самой гавани и в округе каменистая и песчаная, а правительству потребовалось немало времени, чтобы это понять. Сейчас вроде обнаружили более плодородные почвы на Норфолке, в Парраматте и на Роз-Хилле, так что скоро с голодом будет покончено, как обещают. А как условия во время путешествия – были очень скверные?
– Просто ужасные!
Фейт коротко рассказала о тех лишениях, которые им довелось перенести, на что Котти, покачав головой, заметил:
– Когда мы с отцом плыли с первой флотилией, все было не так плохо, но это все благодаря капитану Филиппу, который потом стал губернатором. Других осужденных перевозили частные подрядчики, которым было безразлично, каким доставить груз. Если кто-то по пути умирал, это было даже предпочтительнее: предназначавшуюся для него провизию продавали в колонии. Хоть губернатор и пытается как-то исправить положение, но пока безрезультатно.
Заметив, что Фейт непроизвольно широко зевнула, Котти вскочил.
– Ой, заболтался я – вам ведь пора спать, а то устали с дороги. Я принес пару одеял, они хоть и старые, но все лучше, чем ничего. Если погода позволит, завтра приду и починю крышу.
– Разве у тебя нет других дел? – удивилась Фейт.
– То, чем я занимаюсь, не зависит от времени, – усмехнулся Котти.
– Еще раз спасибо тебе, и спокойной ночи!
– Спокойной ночи, госпожа Блэксток, и вам, девчонки. – Он ласково взъерошил волосы Хоуп и нырнул в темноту.
Костер уже погас, и Фейт пожалела, что не узнала у Котти, где можно еще набрать воды: наверное, он принес оттуда, где река впадала в бухту.
Чарити уже спала, у Хоуп тоже слипались глаза, когда она обвила ручонками шею матери и пробормотала:
– Мамочка, у нас ведь все будет хорошо?
– Конечно, милая.
– Я уже большая и буду тебе помогать.
– Да, моя хорошая. А сейчас поспи.
Фейт, глядя на спящих дочерей, порадовалась, что Хоуп, по-видимому, быстро приспособиться в этой чужой стране, а вот сама она вряд ли когда-нибудь сможет привыкнуть к жизни в Новом Южном Уэльсе. Какой бы тяжелой ни была их жизнь в Лондоне, только Англия навсегда останется для нее родным домом.
Дрожа от холода и сырости, Фейт тяжело вздохнула, забралась во второй гамак и потянула на себя одеяло. Гамак угрожающе закачался, и она затаила дыхание, опасаясь оказаться на полу, но еще до того, как ее ненадежная постель перестала раскачиваться, Фейт спала, не замечая доносившихся снаружи звуков оргий.