Уже несколько минут как начался комендантский час, и, стало быть, Котти следовало вернуться в таверну, ведь удача не всегда будет ему сопутствовать: когда-нибудь его могут схватить и наказать плетьми или заковать в колодки, и все же, несмотря на это, он не торопился возвращаться туда, где раньше ему было тепло и уютно. Безнаказанно нарушая комендантский час, Котти считал себя смелым и гордился этим.
Губернатор Филипп обещал, что комендантский час вскоре будет отменен, потому что, как он с гордостью заявлял, правительству в значительной мере удалось приструнить бандитов и грабителей. Это утверждение вызывало у Котти большие сомнения, но и комендантский час не решение проблемы, как считали многие. Особенно были недовольны владельцы таверн: необходимость закрывать заведения в столь раннее время наносила им существенный ущерб.
Котти миновал темную рыночную площадь и свернул в переулок. Хоть луна и светила не очень ярко, стоявший на якоре невдалеке от причала корабль он смог разглядеть. Утром Котти уже здесь побывал и разузнал, что у первого помощника капитана имелось три бочонка рома, не внесенных в судовую опись, и он хотел их продать. Завтра ночью Котти намеревался отправится за ними на своей лодке.
Услышав звук шагов по деревянному настилу, парнишка успел нырнуть в тень, и солдат с мушкетом на плече, не заметив его, протопал по причалу к морю, окинул взглядом залив, сплюнул в воду и прошествовал обратно. Котти же, решив больше не испытывать судьбу, стараясь держаться в тени, двинулся к «Короне».
В таверне было темно, если не считать тусклого огня свечи, мерцавшей в окне какого-то из задних помещений. Тихо пробравшись вдоль стены здания, Котти свернул в свой чуланчик и, закрыв за собой дверь, зажег свечу. С Мурами он всегда чувствовал себя спокойно: они ни за что не стали бы вторгаться в его владения, поэтому единственным запором на двери был прикрепленный изнутри кусок сыромятной кожи. Но Беллеру Котти не доверял.
И словно в подтверждение его мыслей, раздался громоподобный удар, дверь распахнулась настежь, и в проеме возник сам Беллер: средних лет, тучный, с выпученными, налитыми кровью мутными глазами, лысый как коленка и дышавший как паровоз.
– А, явился наконец! – прорычал он. – Опять болтаешься где-то, нарушаешь комендантский час?!