, изменения в которых сложно порой отследить. Впрочем, интерес к кросскультурным исследованиям сохраняется, и представление о том, что если специалист знает лишь одну цивилизацию, то он в действительности не знает и ее, регулярно озвучиваются в литературе[73].
Работая в рамках позитивисткой парадигмы, процессуалисты не могли со временем не подвергнуться критике за механизацию культуры, чрезмерное внимание к природным факторам и игнорирование в исследованиях тех аспектов человеческой деятельности, которые сложно представить в виде простых данных – например, моральные ценности, религиозность или эстетические вкусы. На волне критики процессуализма возникла так называемая постпроцессуальная археология[74]. Как и во многих других случаях, приставка пост-, по большому счету, означает лишь то, что направление это еще полноценно не сложилось и не имеет достаточной теоретической базы, а следовательно, не может быть более точно определено терминологически.
Один из основателей постпроцессуализма британец Иэн Ходдер оказал большое влияние на методику ведения раскопок и документацию американской экспедиции в Гизе под руководством Марка Ленера[75], а через нее – на десятки специалистов, прошедших там практику и ведущих сегодня раскопки по всему Египту. По сути, представители постпроцессуальной археологии, разочарованные в процессуализме, структурализме и марксизме, встали на сторону релятивизма как альтернативы рационализму, предложив две вполне ожидаемые в рамках неклассической и затем постмодернистской науки инновации. Во-первых, они расширили понимание археологического контекста, добавив в него еще один элемент – самого археолога, который этот контекст выявляет и интерпретирует, его опыт, мировоззрение, интересы и убеждения. Во-вторых, они изменили приоритеты, перейдя от исследования культурных процессов к преимущественному изучению акторов, агентов[76] и их индивидуальных характеристик (гендер, идентичность, этничность, агентность, идеология и т. д.)[77].
Даже самые профессиональные исследователи во время работы вряд ли могут быть абсолютно свободны от общества, в котором они сформировались, институциональной организации науки в тех странах, где они трудятся, системы обучения или собственного социального статуса и личных воззрений. Впрочем, следует помнить, что научно доказать можно только наличие влияния внешних факторов на выводы ученого, а вот его отсутствие доказать нельзя. Размышляя над собственной работой, а также наблюдая за профессиональным развитием своих коллег, я должен согласиться с тем, что исследователи в среднем склонны более критично относиться к тем гипотезам, моделям и теориям, которые в наименьшей степени соответствуют их жизненному опыту и воззрениям, а принимать и развивать те из них, которые с ними согласуются