– Ой, простите! Вам, наверное, было больно? – сказала она с улыбкой.
Я улыбнулся в ответ, сжимая и разжимая травмированные пальцы ноги в ботинке, уже будучи захваченным мягкостью её прикосновения и темными миндалевидными глазами.
– Перелома вроде нет, – попытался я пошутить.
– Я часто оступаюсь, но не так уж часто калечу интересных мужчин. В этот раз мне повезло! – она засмеялась, но заметила мою растерянность – Моя шутка, наверное, неуместна?
– Что вы, мне нравится… – промямлил я и замолчал, не зная что сказать дальше.
Наступила пауза. Она ещё раз улыбнулась и отвернулась, а я, уже увлекшись девушкой, но осознав что разговор окончен, почувствовал одновременно и восторг как после съеденного вкусного мороженного, и разочарование тем что мороженное уже съедено, а эта негаданная и сладкая встреча завершилась.
Конечно я мог заговорить с ней, может даже познакомиться, но знал что не сделаю этого и даже не подумаю об этом. Сейчас конечно, пока она рядом. Позже я буду себя за это корить.
Вдыхая лёгкий, сладковатый аромат её волос, я наблюдал как она оплатила обед, взяла поднос с куриным супом и ягодным морсом и направилась в зал.
– С Вас 625 рублей, – кассир, женщина лет сорока пяти, уже много лет работающая здесь, своими словами вернула меня. Я бросил последний взгляд на удаляющийся восхитительный изгиб и со вздохом достал деньги.
– Что, Боженька уберёг в этот раз? – она весело, подняв одну бровь, взглянула на обручальное кольцо на моей руке.
Я пожал плечами и расплатившись, взял поднос и вышел в зал. По большей части столики были заняты, и поискав глазами незнакомку, нашел что она выбрала столик ближе к окну. Не думая, я сел так, чтобы не быть в поле зрения девушки, но при этом самому её видеть, и устроившись стал её разглядывать.
Ей было лет двадцать пять, с небольшим вздёрнутым носиком и выразительными, слегка подкрашенными губами. Темно-вишневое платье мягко, без единой складки и немного не доходя до колен, облегало её стройное тело, длинные черные волосы струились по её прямой спине и блестели когда она слегка наклонялась, чтобы поднести ложку ко рту. Я любовался ею словно произведением искусств, недоступное мне, и постоянно находящееся под усиленной охраной где-то в подвалах Третьяковки. И вот этот шедевр вынесли в зал на всеобщее обозрение и мне посчастливилось его увидеть.