Анна, словно стряхивая с себя оцепенение, нарушила тишину:
– Сначала Бали, потом Тибет… какие-то шаманы… очищение, ритуалы… Они работают, пока в них веришь.
Она помолчала, потом добавила:
– А потом появились детские дома, приюты… Жертвуешь, отдаёшь.. Он говорил, что так нужно.
Эля внимательно смотрела на неё.
– Где всё это происходило? – спросила она тёплым голосом, в котором слышался намёк на понимание.
Анна чуть улыбнулась:
– В каком-то хостеле. Он говорил, что там исчезает всё ненужное. Я тогда ещё не понимала…
Эля усмехнулась:
– Как перформанс. Он – режиссёр?
Анна с удивлением:
– Нет. Наблюдатель. Он стал покупать всякие вещи… в даркнете. Не знаю, что искал. Сначала фальшивые права, потом – что-то более странное… доступ к камерам. Он заказывал информацию о людях, которых никогда не встречал, следил за их жизнью…
Эля моргнула и нахмурила лоб.
– Камеры? Даркнет? Это уже не просто эксперименты…
Анна отвела взгляд.
– Я пыталась остановить его, но он говорил, что он смотрит в зеркало… В другую реальность.
Снова послышались детские голоса, дети мчались на самокатах.
– Дети… Они живут в своём ритме, – задумчиво сказала Эля. Анна улыбнулась, но её улыбка была из другого времени.
– Лёва… Когда-то он был той самой точкой, что удерживала его.
Эля внимательно посмотрела на неё, словно пытаясь разгадать смысл этих слов.
– Может, он боится что-то упустить, а это способ убежать от реальности?
Анна молчала. Как будто не могла понять сама. Эля продолжала, постукивая пальцами по чашке:
– Может, депрессия? Или у него есть что-то, что он скрывает?
Анна молчала, ее взгляд потух.
– Он что-то накапливает. Ради чего – не знаю. У него нет работы. Никакой оплачиваемой работы нет точно. Но он снял квартиру и почти не возвращается.
Эля, немного смущённая, всё же решилась на прямой вопрос:
– Любовница?
Анна не сразу ответила. Её лицо стало закрытым.
– Нет. Он другой в такие моменты… Какая-то гумилевщина.
Эля не поняла сразу.
– Гу-ми-лев? – спросила она с лёгким недоумением.
Анна кивнула.
– Он озвучивал аудиокнигу с его стихами. Теперь покупает рукописи. В квартире африканские маски, старые афиши, чёрно-белые фотографии.
Эля задумалась. В её взгляде было что-то проницательное.
– Вечернее пение птиц, белые павлины и стёртые карты Америки… А ты всё это время была его женой, а он – мальчишкой, которому вечно шестнадцать.