– Керол сегодня не приходила, – ответ доктора поставил в тупик Сэма.
Он позвонил всем подружкам жены, но никто ее не видел. Сэм не хотел тревожить маму Кэрол. Дора жила в Штатах и приезжала только на день рождения внучки. Сэм обратился в полицию, где ему ответили, что должно пройти не менее суток, чтобы их сочли пропавшими. Прошли сутки. Полицейский стоял у его двери. Офицер не мог смотреть ему в глаза. Было видно, что он новичок в таких делах. Трудно сообщать о потере родных.
– Нет, сэр, вы не сможете опознать тела.
– Так, как мне поверить, что это моя семья?
– Машина ваша?
– Да, но…
Полицейский протянул ему цепочку с кулоном в виде пчелки.
– Моя пчелка, – Сэм сжал ее в руке, и слезы потекли по холодным щекам разрывая сердце.
– Моя пчелка, – прошептал Сэм чуть слышно.
– Могу присесть? – Девушка в синем комбинезоне давно следила за ним.
– Валяй.
– Я Грета.
– Сэм. Хочешь выпить?
– И не только, – она подмигнула ему, – что скажешь на то, чтобы прогуляться в дол Темзы, а потом к тебе?
– Да ты читаешь мои мысли.
– Как они нам отказали? – Альберт жадно жевал хлеб с сыром.
– Я сделаю тебе яичницу.
– Не надо. А что за пакеты у тебя там на полу?
– Одежда и туфли.
– Ты что-то скрываешь от меня?
– Я буду работать в редакции у Моррисона. Это отличный шанс.
– Для тебя, – он бросил хлеб на стол и поднялся на верх.
– Поздравляю, Лилит, – сказала она себе, – ты так много для нас делаешь. Будешь вкалывать на двух работах, чтобы мы жили лучше.
Она подняла с пола мешки с одеждой, взяла рукопись и, словно тень, поднялась в свою комнату. Дом, двухэтажный и тесный, хранил в себе отпечатки их прошлой жизни. На первом этаже ютились кухня и гостиная, на втором – три спальни и ванная. Скромная обстановка, лишь самое необходимое, напоминала о словах отца, военного, который всегда говорил:
– После войны нельзя быть уверенным, что дом уцелеет. Зачем тратить деньги на роскошь, если можно путешествовать?
И он путешествовал. Один. Из каждой страны он привозил Лилит крошечный сувенир и историю, словно пытаясь заполнить пустоту в ее сердце. Вечером, когда дом погружался в тишину, Лилит садилась за стол и, словно одержимая, записывала его рассказы. Слова, словно призраки, сами собой складывались в предложения, и ее рука, повинуясь неведомой силе, переносила их на бумагу. Единственным, кому она доверяла свои творения, был отец, но его голос уже давно умолк.