Глубокий вдох…
Когда она очнулась, стоял лёгкий полумрак. Ощущая ломоту в затылке, она, первым делом, выдернула провод и вынула чип, и, оттолкнувшись от бортика, села и огляделась. Моха лежал рядом бледный и неподвижный. Инстинктивно она наклонилась к его груди, чтобы услышать биение сердца: оно колошматило, как сумасшедшее. Дыхание казалось поверхностным. Глазные яблоки двигались под веками, как челноки. Ей стало страшно. Приложив свою прохладную ладонь к его горячему лбу, она сидела в замешательстве, не зная: разбудить его или подождать, пока он придёт в себя сам. Ждать не пришлось долго: то ли её прикосновение, то ли отключённый провод, но что-то определённо подействовало, и через несколько минут он открыл глаза. Но ощущение было такое, что сам Моха, ещё в пути, и лишь его тело вернулось. Она решила ничего не спрашивать, ибо забрала на его глазах снова были опущены, да и сама она, кажется, ещё до конца не пришла в себя. Капсула открылась. Прозвонил таймер.
– Время истекло, – отстранённо проговорил он голосом сомнамбулы, – нужно торопиться. Они покинули капсулу, стремительно удаляясь в разных направлениях.
– Я осмыслю это позже,– проговорила Джи, обернувшись на мгновение, чтобы увидеть, как его силуэт поглощает мрачный Мегаполис.
Глава 4. Нация из пробирки
– Первое, что ты должен усвоить, сын мой: нельзя относиться к этой жизни слишком серьёзно! Ни в коем случае, слышишь! Воспринимай её, как игру, и тогда многое из всего этого сумбура и мракобесия, что творится вокруг, станет для тебя не таким ужасающим!
Моха задумчиво покосился на пробирки, вспоминая слова учителя. И всё же: высший замысел или свободный выбор? Всё предрешено, или есть возможность силой своих действий всё изменить? Кто он Бог или пешка? Хотелось быть Богом! Создатель «Assol», взять этого великого гения, он же не побоялся создать свою игру!
Моха часто размышлял об этом, раскладывая яйцеклетки по ячейкам, в которых в определенный срок, разовьются новые члены системы. И часто его терзал вопрос: является ли он творцом в своей сфере, либо он помощник кукловода. Это дилемма изводила его давно, как гнойный, всё никак не вскрывающийся, нарыв. И всё же в глубине своего сознания, недоступной ни самописцам системы, ни солистам, он верил, что он творец! Моха по особенному ощущал уникальность своей миссии.