Агнессу Степановну переполняло удивительное чувство! Ей хотелось схватить этого маленького человечка и прижать к своей груди, и никому не отдавать! К ним подошёл кот, запрыгнул на скамейку.
– О, кот пришёл! – Восторженно заметил Вольдемар Эмануилович.
– А знаете, я всегда мечтала завести живность, но работа не позволяла, гастроли, репетиции… Он, наверное, голоден.
Агнесса Степановна почесала кота за ухом, от чего морда кота вытянулась, и он громко замурлыкал.
– А знаете, у меня есть пышки! Сейчас мы его накормим!
Агнесса Степановна, вытащила из сумки пышку и дала её коту, который, сразу же, не привередничая, принялся её есть.
– Наверное, вкусно. – Вздохнул Вольдемар Эммануилович.
– А вы что, никогда не пробовали наших пышек?
– Да нет, не приходилось…
– Вот что, я приглашаю вас к себе в гости! Поедем ко мне, на чай с пышками!
В это время мимо них прошёл человек в жёлтом пальто.
– Ой! – Вскрикнула Агнесса Степановна – У меня костюм такого же цвета, как у него пальто! Странный мужчина, идёт, как будто не знает куда… Ну, так вы мне не ответили.
– Я… я… я… – Волновался Вольдемар Эммануилович. – Я с превеликим удовольствием!
Они встали и пошли, вслед уходящему мужчине в жёлтом пальто.
Кот доедал пышку, и казалось, не замечал удаляющиеся две фигуры, напоминающие большую маму и маленького сына, прогуливающихся по парку.
Борис Павлович Лязгунов-Квоткин.
Борис Павлович Лязгунов-Квоткин не спал две ночи, не ел два дня… Три дня тому назад, когда он прогуливался, в глубоком одиночестве по парку, на его фиолетовый берет, капнула ворона.
То, что упало ему на голову, с мягким чвоканьем, сползло по всему берету и упало на плечо, оставив обязательный след. Борис Павлович посмотрел вверх. Ворона сидела на ветке и смотрела на Бориса Павловича, которому вдруг, стало грустно-грустно.
Ветер заставлял шуметь деревья и сбрасывать с себя листву. Борис Павлович присел на скамейку и ему стало еще грустнее. И начал Борис Павлович говорить сам с собой:
– Мне уже пятьдесят два, еще немного и я исчезну! И все! И никто не вспомнит! А кого вспоминать? Ведь я ничего не сделал! Ведь бывает так – прожил человек пятьдесят два года, и ничего, ни дерева, ни сына, ни книги… Да о чем это я?! Меня могут запомнить лишь те, мальчишки, которые смеялись, над тем, что ворона нагадила на мой берет! Боже мой! И больше никто! Даже не верится. А это так! Кто, ну кто придёт меня хоронить? Кто выпьет за упокой? Даже если кто-то придёт, ведь ничего обо мне не вспомнит!