Маска Верного Предателя: Дворец Павлина - страница 42

– Ну как, у тебя денег много, власть есть. Женщинам этого и надо. – Люк начал вытирать стакан тряпкой, кажется, пачкая его только больше таким образом.

– Но ведь количество денег не делает меня хорошим человеком? Мне казалось, если уж ты принимаешь кого-то в свои родственники, то ты должен хоть как-то беспокоиться о них, разве нет? – тавернщик недовольно закатил глаза и плюнул на пол.

– Только не надо читать мне здесь морали. Она женщина. Это все, что меня волнует. И, как и с её «папашей», я совершенно не понимаю, на кой чёрт он притащил её сюда. Легко можно было бы продать в храм и забыть. Так нет же. Оставили. – продать? Это было странное формулирование слов.

– Что ты имеешь в виду, под словом продать? – «продавать» в храм могли женщин, в качестве наложниц. Чаще всего за хорошую плату и заранее уведомляя их, куда они едут. В храм даже не свозили «не добровольно». Женщины всегда имели право отказаться. Но из лесу Гроу забрали в возрасте шести лет, насколько Реншу было известно и в таком возрасте её бы точно не «продали» никуда. И тем более не отдали бы куда-либо. Это зачли бы в рабство и храм, при всех его пороках, не занимался подобными вещами с малолетними. Более того, за это грозила смертная казнь и никто даже подумать не мог начинать спорить о таком.

– Да-к она ж ведьма! – харкнув в пол, разозлённый тавернщик, ударил по столу. – Ну что ты смотришь на меня, как череп с палубы? Ведьма. Тва-рю-ка. Самая настоящая. Я хотел её вам продать, на кровь. Так нет же, «оставь, оставь, ты же не людоед какой-то там». Придурок. Так и с женой его, тварью. – грубо шморгнув, тот лишь выдал грубое «женщины». И замолчал.

– Допустим. – только и пробурчал себе под нос сидящий. – А Гроу что-то с утра ела? – Люк кивнул отрицательно. – Допустим. – монотонно повторили ему, после встав. К кухонной двери подошли, начав разговаривать со стоящими там девушками, которые слышали весь этот разговор, но особо ничего не сказали. Пока мужчина обсуждал с ними небольшую просьбу, в таверну зашёл и первый пьяница, подходя к Наррону и прося у него бокал пива, который тот протянул ему из-за стойки. Он хотел отдать его Гроу, но так этого и не сделал. И теперь, то было чуть нагретым, однако всё равно было ещё вкусным.

Вот только раздражённый Люк оставался стоять там один и пока наблюдал за подходящими и ходящими мимо официантками. Всё это заставило его задуматься над сказанными словами и хоть он всё ещё был согласен с ними в общем числе, понимал, что ляпнул лишнего. Бэннет был тем, кто решил приютить малютку и Наррон ещё тогда высказал ему, что думает по этому поводу. Тогда они поссорились ещё на год, словно предыдущих семи лет молчания было недостаточно из-за того, как Люк отнёсся к жене мишки. Последняя умерла достаточно давно и Бэннет всё ещё по ней горевал, что Люк находил жалким и даже идиотическим, однако он поклялся ему, что никому и никогда не скажет, что Гроу – ведьма. Несмотря на то, что это слово использовалось скорее как ругательство, обозначая, что человек настолько ужасен, что буквально приравнен к тем, что ест мёртвую плоть, в ситуации официантки это было вовсе не просто слово, а фактическое описание её вида – Махханай. Конечно, гниль она на людях не ела, но общалась со своими сородичами, которые проживали в лесу, что находился с другой стороны города. Именно поэтому Гроу чаще всего носила мёртвые трупы сама, ведь только она могла подойти к мёртвому лесу достаточно близко, при этом не ощутив удушья или не испугавшись, что «демоны» заберут её. Ведь она сама была таким «демоном», хоть человеческой плотью как бы и не питалась (в нужных её виду количествах – точно нет). Гроу никогда не обижалась, когда её обзывали ведьмой, многие жители считали её просто слишком уставшей, что бы реагировать на такое, а остальные просто считали её странной, от чего разозлённый Наррон и выпалил такое оскорбление не подумав. Но это ведь не просто сказанное слово перед посетителем. Это Реншу. Их религия не так давно ещё занималась принудительным сбором крови из ведьм. Наррон не знал, почему они делали это принудительно последние сто лет, но знал, что делали. И Реншу знал. Он прекратил эту практику, как только смог это сделать, однако к тому моменту Махханаев в близкой доступности уже не осталось и теперь многие из тех, кто был знаком с ведьмами, боялись об этом сказать. Реншу понимал их и не злился. Ему было трудно поставить себя на место лесных обитателей, но он мог предположить какого это. Вы тысячами лет жили около храмов и даже не думали о проблемах, порой приходя и помогая варить вакцины от мора. А тут, в очередной момент прихода, вас просто заточают в храме силой, не давая уйти и убивая, пока в вас не останется крови, с момента чего вы просто станете бесполезными и вас выкинут на «помойку» так же, как выкидывали всех остальных, кто был подвержен смертной казни. Конечно, вы разнесёте эти новости как можно скорее. Конечно, вы спрячетесь. Реншу был очень зол на своего отца за то, что он начал такое гонение за ведьмами, однако часть ненависти к ним была привита и ему, отчего он испытывал некоторую ненависть к этим «тварям», однако никогда не задумывался почему. Просто старое и как бы приевшееся чувство, которое выветривалось, как только он задумывался над ним. Ведьмы ведь и правда не сделали ничего такого. И подумать только, виной всему была одна лишь женщина, а если точнее, алчное желание быть с ней, вызванное самолюбием отца. Сама женщина была ни в чём не виновата, и никто даже не знал, куда она делась. Она умерла уже при жизни Реншу, и он застал попытки отца искать ее, однако те были столь странными и импульсивными, что казались скорее безумием, чем хоть чем-то адекватным.