Эпизод 3: Появление князя Велеслава в окрестностях.
Следующее утро, словно выкованное из свинца, навалилось на Древлягу. Солнце, будто и вовсе забыв о своих обязанностях, пряталось за плотной завесой облаков, отчего и без того неяркие краски деревни поблекли, словно старая вышивка. И без того тихую жизнь села всколыхнула весть, пронёсшаяся шёпотом из избы в избу, словно осенний ветер по оголённым ветвям: в заброшенном поместье на краю леса поселился князь. Велеслав, так его называли. Князь! В Древляге, где дальше волостного писаря и не видывали господ, это звучало как гром среди ясного неба.
Бабки, как вороньё на плетне, загалдели, перемывая косточки новому поселенцу, припоминая старые сказки о князьях-оборотнях и проклятых родах. Мужики хмурили брови, исподволь поглядывая в сторону леса – не к добру, мол, княжеский глаз в их скромном хозяйстве. Девки же, краснея и переглядываясь, мечтали одним глазком взглянуть на знатного гостя, представляя его себе то ли молодцем писаным, то ли чудищем рогатым – всё едино, заморское диво!
Ярослава, услышав эту новость от пробегавшей мимо Аленки, почувствовала, как неприятный холодок заползает под кожу. Ей вспомнился вчерашний кошмар – чёрный волк с горящими глазами и тягучий страх, сковавший тело. Лес, обычно щедрый на звуки, притих, словно затаился в ожидании беды. Бабушка Анисья, услышав про князя, лишь покачала головой, её лицо, изборождённое морщинами, словно высохшая земля трещинами, стало ещё суровее.
“Не к добру, Яросветушка, не к добру, когда в наши земли чужак приходит, да еще и князь, – проскрипела она, словно старая дверь. – Знать, не просто так его нелёгкая сюда занесла.” “А что ж плохого, бабушка? – ответила Ярослава, стараясь не выказывать волнения. – Может, человек хороший, помощи ищет.” Анисья посмотрела на внучку долгим, испытующим взглядом, словно видела её насквозь. “Хороший человек в заброшенном поместье не поселится. Место там гиблое, нечистое. Не зря его стороной обходят.” Не успела Ярослава ответить, как в дверь постучали. На пороге стоял Гришка, кузнецов сын, запыхавшийся и испуганный. “Ярослава! Бабушка Анисья дома? Беда у нас, беда!” “Что стряслось, Гришенька?” – обеспокоенно спросила Ярослава. “У Петра корова заболела! Всю ночь мычала, билась, а сейчас совсем слегла. Говорят, то все от этого… от князя!” Ярослава ахнула, предчувствие беды сжало сердце. “Покажи, Гриша, – сказала она решительно. – Сейчас посмотрим.” В хлеву у Петра стоял тяжёлый, удушливый запах. Корова лежала на боку, тяжело дыша, её глаза закатились, а тело била дрожь. Марья, жена Петра, причитала, словно по покойнику. “Ох, кормилица наша, ох, что ж с тобой сталось? За что ж нам такое горе!” Ярослава осмотрела корову, коснулась её горячего лба. Сердце её ёкнуло – не просто болезнь, а порча, злой умысел. Она почувствовала это нутром, словно лезвие ножа коснулось её кожи. “Тише, Марья, тише, – успокоила ее Ярослава. – Постараюсь помочь.” Она попросила Гришку принести воды и тряпок, а сама стала доставать из своей котомки травы и коренья. Анисья молча помогала внучке, напевая тихую, древнюю молитву. Ярослава развела костёр, над которым поставила котелок с водой и травами. В воздухе поплыл горьковатый, терпкий запах. Она шептала над котелком заговоры, призывая силы природы на помощь.