NORGE 9999 - страница 10
«Не от мира сего». Итулль спросил у меня значение этой фразы, пока мы прогуливались вдоль шипучих об песок солёных вод. «Так говорят про человека, который не научился взрослеть и не хочет возвращаться в наш мир – мир скучных взрослых со своими обязательствами, приемлемостью и притворством из-за страха не выжить в изгнании, быть отверженным» – ответил я, сам недоумевая от внезапной мудрости.
Люди умеют перемещаться между мирами, но это всегда глубокое и личное. Когда мы возвращаемся из отпуска, или со свидания, или из кино. Когда что-то заканчивается: книга, концерт, кинокартина. Когда наконец прибита табличка на новый дом с названием улицы и номером. Каждый из нас иногда стыдливо счастлив не от мира сего.
* * *
Мы сидели вместе на импровизированном пикнике. Вместо скамейки – выброшенное на пляж бревно. Солнце разморило даже шумных чаек и куликов. Гул прилива гипнотизировал и убаюкивал. Вспомнил легенду окрестностей. В разговорах местных можно услышать фразы: «Ну, тут надо спросить Застенчивого Густава» или «это только Застенчивый Густав знает». Поначалу из-за языкового барьера я всё списывал на мою непонятливость. Но позже мне рассказали эту историю, и я решил пересказать её Ульяне с Итуллем.
Было это ещё в те стародавние времена, когда люди, звери и птицы могли понимать друг друга. Разумеется, не разговаривать, но понимать, чувствовать без слов. Ведь мы же понимаем ржанку2, которая возмущённо кличет в начале лета, а в крайнем случае прикидывается раненной, уводя от птенцов путника или пса. Или гул чаек, в точности повторяющий крики студенческой вечеринки в переполненной комнате общежития. Так вот, в стародавние времена люди были в более понимающем контакте с соседями по природе. И это было взаимно.
Густав – лось-альбинос. Но это не просто блондин с розовым носом, нет. Ещё у него имелись такие же белые, как у лебедя, крылья. Соответственно, можно заключить, что он умел летать. Такой вот скандинавский аналог пегаса или единорога. Забавно, как схожи мифы в разных частях планеты.
Зверь этот, как и полагается альбиносам, был не особо тепло воспринят другими лосями с момента своего рождения. А в природе это означает только одно – гарантированное одиночество и даже изгнание. Ещё детёнышем энергия, не вышедшая во взаимодействие, перетекла в душевную развитость, совсем не звериную. И к зрелому возрасту душа этого вымахавшего здоровяка сравнялась с человеческой.