– Вряд ли она сейчас к себе кого-нибудь пустит, – высказал сомнение Дима.
– А кто её будет спрашивать, – не согласилась Танечка, поудобнее устраиваясь на лежаке и накрывая лицо широкой шляпой. – Я брошу тут своё тело. Последишь, чтобы не спёрли? Я надеюсь, ты не извращенец и мой хладный труп насиловать не будешь?
– Больно нужно, – встрепенулся молодой человек, резко переведя настороженный взгляд на блондинку, вспомнив свой прошлый опыт некрофила под воздействием Суккубы. – А ты что задумала?
– Да ничего особенного, – раздалось из-под шляпы. – Эта же убогая с моим талисманом не расстаётся. Так и носит его на шее. Даже во время секса с тобой не снимала.
– Точно, – усмехнулся Дима, неожиданно поняв, что не только Разум следил за их кувырканиями, но и дух спокойно просматривал порнографию с их участием с помощью этого древнего артефакта. – А если она его снимет?
– Но не снимает же, – довольно промурлыкала Танечка. – Всё. Я пошла.
На этом тело блондинки резко расслабилось, словно действительно умерло. Диму аж передёрнуло. Ну вот терпеть он не мог покойников. Даже вот таких – временных. Он хотел было отвлечься, переключая внимание обратно на волейболисток, но хладный труп покоя не давал одним своим присутствием.
– Мля, – выругался молодой человек, нехотя поднимаясь с шезлонга и осматриваясь по сторонам в надежде найти себе занятие.
Первое, что попалось на глаза, – три разноцветных двери, одиноко торчащих из песка. Поэтому, решив больше не маяться дурью, он направился к крайней от него: красной двери Наполеона, ещё по пути включая знание корсиканского языка, будучи уверенным, что величие будущего императора французов непременно должно было начаться с родного острова.
Глава 56. Локация 12. История – инструмент политики, а политика – продукт истории, в результате кто кого за яйца держит – без бутылки не разберёшься.
Как только перешагнул портал, так все дурацкие мысли, а значит, совсем все, тут же вылетели из головы пробкой из-под шампанского. И было от чего. В комнате, заваленной игрушками, дрались два пацана. Потасовка сопровождалась жалостливыми и плаксивыми причитаниями того, что был постарше и побольше габаритами, и яростным сопением того, что поменьше.
– Отстань, Набулио, – канючил тот, что старше, с силой отпихивая коротышку, но малец, отлетая, раз за разом наскакивал снова, как боевой петушок.