Все ж таки обида на княжича излилась злыми слезами. Крапива утирала их рукавом, пока никто не увидал, но те все катились.
Выслушав короткий рассказ, Свея покачала головой:
– Беда…
– Ты уж прости меня… Кабы знала, что он той дорогой поедет, заперлась бы в избе до самого вечера!
– Тьфу, дуреха! К чему винишься? – Матка провела ладонью над пшеничными волосами, почти погладила. – Будь на его месте кто иной, я б сама догнала да заломала паскудника! В другом беда…
– В чем же?
Свея остановилась перед общинной избой, где еще вчера шумели и радовались гости. Нынче из нее доносились приглушенные стенами стоны.
– В том, что княжича привезли обратно к нам, а лекарка у нас в деревне одна.
Ох и дурно было княжичу! Он метался по постели, и по лбу его стекали бисеринки холодного пота. Не узнать статного красавца… Волосы взмокли и липли к щекам черными росчерками, густые брови изломила му́ка, глаза запали. Весь он был словно угодивший в капкан зверь, а капканом стало собственное тело.
Крапива и прежде видала, как ее проклятье рисует узоры, но все больше смотрела на запекшиеся и потемневшие раны. Эти же ожоги были свежи, они змеями ползли по некогда белой коже, уродуя ее. И не остановить их, не повернуть вспять. Только малость облегчить боль можно.
Травознайка не решалась приблизиться. И не только потому, что усатый старик, не отходивший от княжича ни на шаг, гнал ее прочь, но еще и потому, что сама робела. Раны княжича были свежи, но и на ее плече синяки не исчезли.
– Куда пошла, ведьма? Чем поить вздумала?!
Дядьку княжича звали Дубравой, а малая дружина уважительно величала его Несмеянычем. Получилось так оттого, что старик со всяким был строг, мог и плетью приложить, и отсыпать на орехи. Но не от злобы, а для порядку. Такого, чтоб невинного наказал, за ним не водилось. А вот за дурную шутку, за то, что уснул в карауле, за то, что весло упустил, – это да. Но имелась у Несмеяныча и слабость. Лежала нынче, стиснув зубы, и сдавленно сыпала проклятиями. Власа Дубрава любил крепче родного сына, буде таковой имелся. Сызмальства следил, чтобы не поранился, не пускал одного за ворота из терема да учил княжеской науке. И – вот беда! – не уследил, не сберег. Оттого глядел на Крапиву так, словно голову отвернуть хотел.
Лекарка пододвинула к усатому кувшин со снадобьем. Готовила она его здесь же, на очаге, и старик строго следил, чтобы не кинула какого яду в зелье, а про каждую травку спрашивал, что да для чего.