– Проходите.
– Вы будете удивлены молодой человек, – начал постаревший доктор в процессе пития чая на кухне – но маму вашу я помню хорошо. Знаете, в старости картины прошлого становятся более четкими и ясными. Вы, как только сказали, что вас зовут Альберт, я сразу все вспомнил, как будто это было вчера. Внешность у нее запоминающаяся была.
– А кто она, откуда?
– Этого я не знаю, но ниточку вам одну дам. Вообще я считаю, это очень похвально, что вы мать хотите найти. В жизни ведь разное бывает, н-да, а тут все-таки мать, родная кровь. Так вот, – спохватился он – есть у нас в городе общежитие одно женское в районе нашего род. дома. Частенько оттуда мамаши, или на аборт приходят, или от детей отказываются. Я думаю, там должны вам помочь. Лиза ее звали.
– Лиза?! О! Эту профуру я помню. Я как раз в общежитие работать устроилась. – Эмоционально среагировала женщина комендант на вопрос. Вид у нее был строгий: с такой, не забалуешь. – Помню, на вахте сидела, а у нас строго, после десяти вечера к дверям лучше не подходи, а она в полпервого явилась, да еще пьянющая. «Открой, – говорит – Варенька, я тебе че-то интересное покажу». Я ей:
– Общежитие закрыто, приходите утром.
– Ну, открой, не пожалеешь.
– Если не уйдете, вызову милицию.
– Ну, хоть к стеклу подойди.
Подхожу, а улица хорошо освещается, и вижу у нее в руке флакончик духов. Она и говорит:
«Французские». Я стою, как парализованная, а руки сами дверь открывают. Она бегом мимо меня, флакон в руку сунула и ширсть на лестницу, а там комендантша спускается, бессонница ее мучила. Ох, и был мне тогда нагоняй! – медленно покачала она головой.
– А как мне ее сейчас найти? – сгорал от нетерпения Алик.
– Катерина, подруга ее, заместителем у меня работает. Они тесно общались. Потом, когда Лиза в Москву переехала, переписывались.
Такова ирония судьбы, иногда мы ищем что-то для нас очень важное в далеких далях, тогда как, на самом деле, оно близко, стоит только руку протянуть. Наш герой долго искал дом гостиного типа на окраине Москвы. В коридоре несло смрадом, желтая, покоцанная, деревянная дверь в конце его была не заперта. Алик осторожно открыл ее и медленно вошел, подавляя в себе чувство отвращения от сильной смеси запахов перегара, табака и блевотины. На сетчатой кровати, накрытой ворохом какого-то тряпья, сидела старая, седая женщина, опустив бессильно руки на колени и свесив голову вниз. Услышав шаги, она медленно выпрямилась и посмотрела в сторону Алика: «О, какой красавчик» – сказала она хриплым голосом. – «А Федюня где? Пошел за водкой, и нет его. Как за смертью посылать». Ее морщинистое, страшное лицо было опухшим, кожа желтой, и только брови, красивейшие черные брови, напоминали о былой красоте. Они как будто сгорали от стыда и молили бога дать им возможность убраться с этого ненавистного лица.