Когда он со всей своей семьей приехал к его двору, из дома вышел молодой человек. Он назвался Иваном, внуком Михаила Бурлакова.
– Дедушка умер неделю назад, – сообщил он, узнав, кто эти приезжие. – Сидел на лавке под окном, задремал и больше не проснулся.
– Мать твоя не приехала? – спросил Мирим.
– Она только сегодня уехала. А меня тут задерживают кое-какие дела.
– Принеси-ка его ружье, – попросил Мирим.
Иван, недоумевая, посмотрел на него и на его сыновей.
Сыновья тоже взглянули на отца.
– Вложи патроны и принеси ружье, сынок, это моя просьба.
Иван принес ружье, отдал старику и сказал:
– Оно и так было заряжено.
У изголовья могилы Михаила Бурлакова стоял крест, сваренный из двух отрезков железной трубы.
Все молчали.
Все ждали, что Мирим что-то скажет, но он тоже молчал.
Положив ружье на землю, он опустился на колени у края могилы, свою единственную руку с усилием приложил к могильному холму. Потом он встал, взял ружье и дважды разрядил его в воздух.
Вот так ветеран отсалютовал своему фронтовому другу…
Каждый раз, вспоминая этот случай, Тарлан сожалел: «Были бы тогда мобильники. Два друга, пути которых разошлись, считали друг друга погибшими, по крайней мере, слышали бы один другого, беседовали…»
И Мириму, нашедшему друга, но не увидевшему его, после этого не дано было долго жить. Хотя в Сургуте отца с матерью, выказывая им всевозможное уважение, каждый из сыновей по очереди принимал у себя, сердцем старик постоянно находился в горах, в родном селе, на своем излюбленном киме2, в школе, где он учил детей, в родном доме. «Сколько терпеть, думая, когда ночь пройдет или когда день завершится, – жаловался он сыновьям. – Я не хочу умирать здесь, увезите меня из этой ссылки. Без своего дома, без своего кима я даже не чувствую себя дедушкой своих внуков».
В пору, когда на родине наступала весна, он сказал сыновьям: «Везите меня в село, а то вы запоздаете». Спустя месяц после приезда он скончался…
…Еще тянуло полежать, но Тарлан, вспомнив сон про срубленный чандар, встал и, не одевшись, вышел на веранду.
Чандар, верхушкой упираясь в небо, оставался на месте, как всегда красовался на склоне Островерхого холма, подобный громадной сказочной птице…
Матери не было дома, как положено в селе, она встала рано, приготовила сыну яичницу на завтрак, выложила на стол еду, привезенную ими с собой.