Набрав воздуха, я ушла с головой под воду. А когда вынырнула, замерла. Тонкий слух улавливал шаги. Человеческие. И, кажется, мужские. Идущий ступал тяжело и слегка подволакивал одну ногу. Интересно…
Затаив дыхание, я отплыла чуть дальше вдоль берега и спряталась среди ивовых ветвей. Ждала недолго. Не прошло и минуты, как кусты на другой стороне пруда разошлись, являя моему взгляду… пленника.
Того самого, которого мы освободили из кареты пару часов назад. Которого я велела доставить в лагерь. Но, очевидно, что-то пошло не так. Обязательно нужно будет выяснить причины у Вилла. Ну не верила я, что этот измождённый мужчина мог победить потомка фэйри, пусть даже тот всего лишь лекарь.
Незнакомец тем временем остановился у кромки воды и принялся стаскивать с себя одежду. Вернее, лохмотья, её заменявшие. Вот на траву упала рубашка, обнажая израненную грудь, следом упали остатки брюк.
Я едва удержалась, чтобы не присвистнуть. Нет, мужское достоинство меня не интересовало. Скорее впечатлил тот факт, что на теле мужчины практически не было живого места. Рубцы, раны и порезы покрывали кожу изумительным узором. Я почти залюбовалась. Особенно впечатляло то, что незнакомца подобное отношение явно не сломило.
Скинув одежду, он расправил плечи, размял скрытую обручем шею и, выдохнув, сиганул в воду. И уже оказавшись в пруду, зашипел. Но не выбрался: наклонился над дрожащей поверхностью и начал пить воду жадными глотками. А следом принялся остервенело растирать тело. Прямо по ранам и рубцам. Как будто смыть грязь было для него намного важнее, чем избежать боли.
Я наблюдала, почти не дыша. Отросшие мокрые волосы липли к лицу. На плечах блестела вода. А под кожей перекатывались сухие мышцы.
И вдруг я почувствовала то, чего не испытывала уже давно. Как минимум два года – с тех самых пор, как наше поместье разграбили по приказу принца Джона. Но сейчас что-то изменилось. Кровь прилила к щекам, сердце забилось чаще… Это что, смущение?
Недоверчиво нахмурившись, я подняла руку, чтобы потрогать горящие щёки. И тут же поняла, что напрасно пошевелилась: меня рассекретили. В умиротворённую тишину ворвался хриплый, чуть насмешливый голос:
– Нравится подглядывать?