– Догадываюсь, Ёви, – Псих невесело улыбнулся.
– Правильно догадываешься, Хан. – кивнул Князь. – Близкие люди начинают исчезать. Уходят один за другим, и больше их в твоей жизни не будет. Остаются только воспоминания, но воспоминания, между нами – очень хреновый заменитель.
– Суррогат.
– Чего? – не понял бык.
– Хреновый заменитель называется суррогат, – пояснил Псих. – Богатое слово, я его поэтому когда-то и выучил.
– Тьфу на тебя, блохастый! – немного обиделся крупнорогатый. – Сбил с мысли. О чем я говорил? Да. Ты, конечно, скажешь, что вместо ушедших появляются новые близкие люди. И я даже соглашусь – так оно и есть, природа не терпит пустоты. Но тут другая проблема. Чем дольше живешь – тем меньше живого остается от целых периодов твоей жизни, особенно от ранних. Они истончаются, становятся каким-то призрачными, полупрозрачными, потусторонними. Уходят за грань, на ту сторону, живут только в памяти. И все меньше и меньше побегов, дотянувшихся до нашего времени, тех, что еще держат их в реальности. А когда твое прошлое – только в твоей памяти, это значит, что в реальности его больше нет. И чем больше кусков твоей жизни исчезает в воспоминаниях – тем меньше становится твоя жизнь. Сначала она растет, потом замирает в равновесии, и однажды ты ловишь себя на том, что она стала меньше. Она уменьшается все больше и все быстрее, и однажды растает полностью, как кусок сахара в кружке чая. И тогда ты сам уйдешь туда, чтобы остаться только в памяти.
– Да ты поэт, Ёви… – задумчиво сказал Псих после паузы.
– Да пошел ты… – беззлобно поблагодарил за комплимент быкоголовый демон. – Все ты прекрасно понял, всегда смышлен был. Мы уже не телята, Хан, и наша жизнь давно уже пошла по пути шагреневой кожи. От моей жизни до ухода в Верхние Планы остались только ты да Гриф.
– Ну, теоретически еще Тритошка есть… – протянул Псих, но Князь фыркнул совершенно по-бычьи.
– … о котором никто ничего не слышал уже несколько столетий. Еще раз – от моей молодости остались только ты да Гриф. И я не буду своими руками отправлять этот кусок жизни за грань.
– Хорошо тебе. А мне вот – придется. И скорее всего – собственноручно, – вдруг сказал Псих очень серьезно. – Не обидишься тогда на меня?
– Обижусь, конечно, но переживу, – Князь расплылся в улыбке и фыркнул. – Не настолько уж я поэтичен.