Насладившись покоем, пожилой владыка повернулся и подал знак. Двое мужчин отделились от группы и направились к нему. Оттененные желтизной фигуры почти сливались с песком. Неторопливо люди шли вперед.
– Светлого дня и многих лет тебе, великий господин! – сказал один из них, приблизившись.
Оба они поклонились.
– Пригнали моих слонов? Я слышал их голоса?
– Да, великий.
– Накатар, скажи моим военноначальникам: я скоро буду говорить с ними. Это тот человек, которого я просил привести? – поинтересовался старец. Сверкнул живыми желтоватыми глазами в направлении второго мужчины.
– Да, владыка.
Накатар почтительно улыбнулся, мягко прижав к сердцу ладони. Шелковая одежда на нем была великолепно расшита. Руки рабынь мастерски уложили ее складки. Золотом отливали браслеты. Белизной светились жемчужные бусы. Голова придворного была гладко выбрита, а длинная борода – выкрашена хной.
– Хорошо. Покинь нас на время.
Оставшись наедине с незнакомцем, старик сказал:
– Подними взгляд. Откуда ты и как твое имя?
– Духи стихий благословят твой век, владыка! Раньше меня звали Петр. Потом я получил имя Сириком. Я родом из города Апамея, что в Сирии. В первые годы правления императора Ираклия меня захватили персы, а потом и арабы[2].
– Ты эллин? – спросил старик, вглядываясь в серое худое лицо Петра. – Говори свободно, когда мы наедине. Видел твой край. Знаю нравы старой империи. Не бойся слов, я умею ценить сказанное, даже если оно противно мне. Тебе ведь известно, что я не жесток?
– Да, великий господин.
Одежда Петра была потертой. Сандалии на деревянной подошве – стары. Из узкого тела тянулась тонкая шея. Умом светились глаза. Покой и терпение выражало морщинистое лицо.
«Наверняка три века назад он был бы стоиком. Если есть “А”, то есть и “В”, – мысленно повторил старик начало логической формулы, заканчивавшейся: “А” есть, следовательно, имеется и “В”. – Стоицизм – прекрасная школа для тех, кто признает внутреннюю поэзию и отрицает волю человека повелевать судьбой. Жаль, что я стоик только наполовину».
– Ты христианин?
– Нет, хотя и был им когда-то.
Жизнь посылала Петру много испытаний. Его вера не выдержала их. Она рассыпалась под ударами обломков старого римского мира, обрушившимися на голову растерянного человека. Безмятежное детство с гусями во дворе отцовского дома, играми с обручем и забавами в развалинах языческого храма сменили неумолимые перипетии. Что мог совершить в те годы простой человек, не знающий славы и богатства? Что было ему по силам? Он не смог ничего.