Отец Фома возвел глаза к потолку. Инспектор скорчил соболезнующее лицо. Нас вывели.
В течение нескольких дней в учительской перебывали другие ученики. Никто не понимал, в чем дело, но молчали все, как в рот воды набрали. Петр Арианович был самым любимым педагогом.
Подробности разговора Петра Ариановича с попечителем остались неизвестными. О них можно было судить по поведению дядюшки. В тот день он был оживлен более обычного и обедал с аппетитом.
– Уволен! – сообщил он, шумно высасывая из кости мозг. – Уволили нашего Робинзона! Вызван для объяснений в Москву!
Тетка взглянула на меня и перекрестилась…
Вечером у нас были гости.
Ломберный столик для лото расставили в палисаднике. Оттуда в мою комнату доносились веселые голоса, стук кубиков.
В руках у меня был Майн Рид, но читать не хотелось.
Может быть, в тот вечер кончилось мое детство?.. Выдуманное перестало увлекать. Настоящая, реальная, суровая жизнь со всеми ее радостями, горестями, опасностями подхватила и понесла куда-то в неведомое – из тихой заводи в океан…
Я услышал, как камешек ударился в подоконник. Пауза. Дробно ударился еще один.
Распахнув окно, выглянул наружу. Темно было, хоть глаз выколи. Спросил шепотом:
– Ты, Андрей?
Что-то зашуршало в кустах под окном, шмыгнуло носом, сердито сказало:
– Не Андрей… Я, Лизка…
– О! Лиза! Что ты, Лиза?
– Попрощаться зовет…
– Кто?
– Петр Арианович. Уезжает сегодня…
Я, по существу, находился под домашним арестом, впереди маячила предсказанная попечителем тройка по поведению, но, понятно, не колебался ни минуты. Кинувшись к кровати, быстро сдернул подушки, бросил их особым образом, прикрыл одеялом. Отошел, оценивая взглядом. Уложил складки еще небрежнее.
Лиза с удивлением следила за мной через окно.
Да, теперь будет хорошо! Человек спит на кровати. Человек читал Майн Рида, уронил на пол, заснул.
Я перемахнул через подоконник. Майн Рид остался лежать раскрытый на середине…
Держась за руки, мы побежали с Лизой вдоль изгороди. За густыми кустами сирени горела лампа. Мошкара трещала крыльями вокруг нее.
У калитки пришлось переждать, пока отойдет гость, куривший папиросу.
Кто-то сказал за столом, подавляя зевок:
– А без него, что ни говори, скучно будет в Весьегонске!
Стук кубиков лото. Голос исправницы:
– У кого тринадцать? У вас? Он революционер! И опасный.