Весь год своего второго консульства, который был первым годом его правления, Траян провёл в Германии. Однако мы не можем указать на какие-либо военные подвиги, которыми он отметил своё пребывание в этих землях. Он сделал нечто лучшее: сдержал варваров, которые даже во время ледостава на Дунае не осмелились воспользоваться удобным переходом для своих обычных набегов. Будучи столь же мудрым, сколь и храбрым, Траян умерил и пыл римских солдат, рвавшихся на вражескую территорию. Эта политика, равно далёкая и от слабости, и от безрассудства, увенчалась успехом. Германцы, научившиеся презирать римское оружие при Домициане, вновь стали его бояться: они запросили мира и дали заложников.
Ещё одной заботой, достойной великого государя, стало для Траяна в первые годы правления восстановление воинской дисциплины – не только в армии, которой он командовал лично, но и во всех войсках империи. Постоянные кровавые подозрительность Домициана вынуждали военачальников опасаться слишком выдающихся успехов. Они попустительствовали упадку, боясь, что слава обернётся для них преступлением. Траян, сам исполненный достоинств, не тревожился, обнаружив их у подчинённых. Напротив, своими приказами и личным примером он внушал им всю твёрдость и энергию, необходимые, чтобы солдаты повиновались командирам и наводили ужас на врагов. Чтобы его легаты пользовались уважением, он сам оказывал им почёт. Он не стремился затмевать их блеском императорского величия и требовал, чтобы в его присутствии и в его отсутствие они беспрепятственно осуществляли свои полномочия.
Траян оставался в Германии и в начале 850 года от основания Рима, когда консулами стали Пальма и Сенецион. Существовал обычай, по которому императоры принимали консульство сразу после восшествия на престол, и сенат не замедлил предложить Траяну последовать примеру предшественников. Однако скромность побудила его ответить, что, став консулом в год смерти Нервы и своего воцарения, он уже исполнил этот обычай. Он отказался от предложенного консульства и предоставил двум частным лицам честь открыть год.
Наконец, решив вернуться в Рим, куда его звали единодушные желания граждан, он отправился в путь с подобающей верховному правителю свитой, но в безупречном порядке. Земли, через которые он проезжал, не подверглись ни грабежам, ни притеснениям. Ещё свежа была память о разорении, учинённом на этом же пути Домицианом; и Траян, желая подчеркнуть выгодное для себя сравнение, приказал публично вывесить расчёт сумм, израсходованных на путешествие его предшественника и на его собственное. По этому поводу Плиний обращается к нему с похвалой, сопровождая её мудрым замечанием: «В этом поступке, – говорит он [2], – вы менее всего думали о своей славе, но о общей пользе. Хорошо, когда император привыкает отчитываться перед империей; когда в своих поездках он ставит себе это правилом и обнародует свои расходы: тогда он не позволит себе трат, которых стыдился бы объявить».