Арсений, под восторженные крики толпы, тут же схватил пару яблок и ломанулся в противоположную от Тихона сторону. Язык он, зачем то, вытащил изо рта. Наверное, так легче дышалось.
Снова раздалось два выстрела. Пришедший в себя Тихон, поняв, что выстрелы летят не в него, резко взвизгнул и вскочил на четвереньки. Он какими-то обезьяньими прыжками начал уходить от садовника, прихватив парочку яблок. Снова выстрелы.
– Вертлявы да резвы! Такие-то и дамские сердца впопыхах рвут! – подзадоривал ведущий сего действия с намасленными кудряшками.
– Садовник то кривой! Это он и сам в себя не попадёт! – раздавались пьяные выкрики с трибун.
Засмерт взвыл от злости. Ружьё не хотело слушаться.
– Я таких-то свиней в раз должен умаслить! Ротки порву! – взбесился он и пальнул в пьяного господина, выкрикнувшего гадость.
Хихикающие зайцы запрыгали перед глазами Засмерта. Шляпу с господина будто снесло ветром. В садовника полетели бутылки и закуски.
– Паскудники сопельные! – закричал Засмерт и стал палить по кидавшимся в него людей съестным.
– Эдак, он всех тут перестреляет! – всполошился Тряпкин.
– Эй, держите его! Вяжите его! -не унимался Логгин Затеевич.
Держиморды схватили Тряпкина и грубо стали вязать его верёвками.
Тем временем Тихон догнал Арсения. Два свина катались по деревянному саду, сцепившись.
– Дубины! Засмерта! -ругался карасёвый царь.
Те бросили возиться с приказчиком и занялись матерящимся бородачом.
– Беспутие… Форменное… Срамота… – прокряхтел губернатор, отряхивая своё платье от жареной утки, прилетевшей невесть откуда, ему в лицо.
Возмущение губернатора имело скорее наигранное положение. Сам он любил безобразия. Очень часто он захаживал к актрисам местного театра «Ассамбляж», одевался там быком Василием и почему-то просил тех актрис подоить его. Хотя в этом и не было никакого смысла. Бык Василий прекрасно справлялся и сам, мыча и царапая рогами стены храма искусств.
– Меня то почто лупасите?! Деньга на ставки не возвратная! – кричал в панике зазывала.
Ему оживлённо совали кулаки в живот пьяные господа. В тот же самый момент его совращала страстными поцелуями Аглая Никитична. Вдова в полноразмерном теле с большим стажем одиноких и серых вечеров, которые она пыталась сгладить случайными встречами с пьяными, мотавшимися по городу будочниками. Часто она играла в карты на раздевание. И всегда раздевалась, не дождавшись конца игры. Будочники обычно сразу трезвели. От чего среди людей, видавших сеи карточные утехи, Аглая Никитична заимела прозвище «Взъедрёнка».