Вдруг с берега послышался крик и стрельба. Три человека, отец и два сына-подростка, решили сбежать в суматохе, выбрав место между постройками на берегу. Быстро заметил их солдат и закричал:
– Стойте, стрелять буду, – и сразу выстрелил в сторону убегающих. Подключились другие, начали стрелять, но не побежали догонять, остальные вообще могут разбежаться. Ранили или убили, было не видно, но конвоиры разозлились, стали подталкивать идущих на баржу людей. Кричали, оскорбляли, тыкали в спины винтовками.
Впереди – три дня пути. В огороженном досками помещении топили две буржуйки, тепло чуть-чуть держалось, пока горели дрова, потом быстро становилось холодно, чуть выше ноля градусов.
В первый же день водного пути Ильюшка закашлял, стал горячим, часто дышал. Старались согреть воды для него и Ванюшки у печки, молоко уже стало закисать. Алексей пытался в Соликамске договориться с конвоирами, чтобы сходить попросить молока ребенку у женщин. Про покупку и разговора не могло быть, деньги сразу отберут. Не разрешили, угрожали расстрелом.
Остались с тем, что было. Кормили два раза в день хлебом с селедкой, два раза давали сырую репу. Чистить старались тонко, и только со стороны листа. Все ели вместе с кожуркой – все-таки разнообразие в еде.
Через сутки младший сын еле кашлял сиплым голосом, и вечером на второй день тихо перестал дышать, без крика и стона. Екатерина тихонько сказала об этом мужу и старшей Марии. Договорились молчать, чтобы сохранить ребенка до высадки и похоронить. По щекам матери текли слезы. Мария тихо всплакнула, звуку подать нельзя.
По Каме шли недолго, зашли в ее приток Вишеру, затем в Колву. Вот в какую Парму забрасывала судьба людей.
«Вот и начались потери, и не только имущества, умер самый маленький. Может, лучше ему не мучиться. Как в лесу устроимся, уже не лето? Может, потеря не последняя? – роились мысли в голове Алексея. – Нельзя раскисать, остальных надо сохранить, Ванюшка совсем маленький».