Это было лет двенадцать тому назад. Помню, тогда отложили из-за новогодних праздников какое-то судебное заседание. Точнее, отложили его потому, что меня не доставили в суд из СИЗО. А уж что там у них не срослось: знать не знаю, как говорится, ведать не ведаю.
И вот, наконец, после праздников меня привезли в суд, как положено – на воронке. Ввели в зал судебных заседаний и заперли в клетке. Сижу, значит, с адвокатом общаюсь. Следователь тоже там с кем-то лясим-трясим.
Входит судья. Секретарь провозгласила по регламенту:
– Встать, суд идёт!
Вдруг эта почтенная дама, судья то есть, пристально посмотрев на меня, строго спросила, по какой-такой причине я не ознакомился с каким-то важным документом. Я почему-то растерялся и промямлил:
– А я, Ваша честь, не знаю. Меня никто не знакомил. Праздники же были… Новый год…
И тут она, судорожно перекосив лицо, истошно заорала:
– Какие ещё у вас там в тюрьме праздники? Вам что, заняться там больше нечем? Я с работы ушла в девять вечера под новый год! А вы… такие-сякие, немазанные-сухие…
И понесла, и понесла…
В зале все опешили. А я, наверное, больше всех. Поэтому ляпнул:
– Так ведь, это… следователь-то не пришёл. Как же я ознакомлюсь-то?
Зря я это сказал. Дама в черной мантии аж зашлась вся – пуще прежнего:
– У вас всегда следователи во всём виноваты! А вы все бедные-несчастные, белые-пушистые! Да вы…
И так далее.
Тут уж я и сам разозлился. Нет, ну в самом деле: в чём я-то виноват? Мне что ли решать: кого, когда, и по какому делу пускать в СИЗО, а кого не пускать? Разве у меня есть ключи от всех камер и коридоров, чтоб самостоятельно направиться искать тюремную канцелярию и ознакомиться там с какими-то неведомыми мне бумажками? Или во мне увидели экстрасенса? Да разве могу я определённо знать, что делается в головах у следователей и тюремного начальства? Они что – согласовывают со мной свои планы и намерения? Или никто иной, как я, распорядился ввести в стране двухнедельные новогодние каникулы? Да, вообще, разве моё мнение для кого-то что-то значат? Играет в этих делах какую-то роль? И, главное – кому всё это нужно, в конце-то концов? Мне?!
А я ведь ещё на тот момент осуждён не был. И, кстати сказать, в ту новогоднюю ночь, воленс-неволенс, в 22—00 согласно режиму лёг спать – на холодную тюремную шконку, полуголодный, с мрачной тоской по семье, по дому. А тут на тебе! Наорали ни за что, ни про что, закидали какими-то идиотскими предъяами! Как не разозлиться?