Репетируя невозможное, я слегка поклонился самому себе и приподнял шляпу, проверив, годится ли она для джентльменского приветствия. Годилась. Сидела как родная. На ощупь была мягкая, приятная. Не так я ее представлял. Мне казалось, это нечто среднее между кепкой и цилиндром, жесткое, упругое, удобное, как картонная коробка. Я был доволен и немного сожалел, что не купил ее раньше. Подумаешь, вещь – пустяк… Может ли вещь что-то изменить в жизни? Выходит, может, если перестаешь ее хотеть. Последнее желание материализовалось, и больше хотеть было нечего. Ну, и ее я не то чтобы хотел, а скорее выдумал, чтобы было чего хотеть. Потому что… Боюсь, что признаться в истинной причине я не мог даже себе.
– Отлично. Беру. Сколько она стоит? – снова спросил я и полез во внутренний карман пиджака.
– Она стоит того, чтобы выпить кофе и поговорить. Цена окончательная. Можете не снимать. Черный или с молоком? – спросил продавец.
– Дороговато, не находите?
– Продать я ее не могу, но могу выменять. Полчаса – и она ваша, – объяснил он свое решение.
– Грабеж среди бела дня, – ответил я, сдавая позиции и в очередной раз отпуская кошелек.
– Сейчас утро, – напомнил он и постучал пальцем по запястью.
– Тогда черный, – выдавил я, понимая, что этот чудак от меня не отстанет, а шляпа мне нужна. Другую я не хотел, а эту прям до смерти.
Если люди предлагают поговорить, подразумевается, что вы будете слушать. Никогда не знаешь, каким будет последний день, даже если он запланирован. Что-то обязательно пойдет не так. Хотел купить себе подарок, приготовить ужин, отпраздновать, лечь и отъехать. А вместо этого потрачу час – надеюсь, что не больше, – на разговор о том, как хорошо жить вечно, не старясь, не умирая в самый неподходящий момент, и вообще. Мне заранее стало скучно.
Продавец был довольно прытким для своих габаритов, подпадающих под описание: что положи, что поставь. Костюм-тройка сидел на нем впритык, черные волосы были зачесаны назад с щедрой порцией геля и забраны в длинный хвост до лопаток. Все пальцы, кроме больших, украшали серебряные кольца, а на безымянном правой руки выделялась печатка. Он одновременно походил и на мафиози, и на гламурного байкера. Однако вполне вписывался в колоритную атмосферу магазина с полумраком, отчетливым запахом выдохшегося конька и дорогого табака. Не успел я подумать, что здешний антураж – тоже фишка маркетологов, продающих образ жизни под видом вещей, как в моих руках оказался бумажный стакан эспрессо. Продавец трижды подчеркнуто вежливо попросил не ставить его на очень редкий, очень старый и очень-очень дорогой ему столик, древность которого бросалась в глаза, а редкость вышибала слезу. Ноги столика были чуть стройней, чем у бульдога, страдавшего артритом, а столешница из янтаря с трудом умещала шкатулку для сигар и колоду игральных карт. Хрупкое кресло по соседству продавец пощадил. Он убавил высоту своего стула-самоката, перебирая ногами добрался до меня, припарковался напротив и стал пить кофе, оттопырив мизинчик. Возникла пауза, которую я намеренно игнорировал. Он покосился на свои остроносые ботинки и начал сравнительный анализ длины шнурков, потом как бы между прочим спросил: