Триста процентов - страница 14

Шрифт
Интервал


– Как давно мистер Ферсен исчез?

– В эту пятницу будет ровно два месяца. Именно поэтому я почувствовала, что должна что-то сделать. Он мог бы уехать на несколько недель по делам, но, после всего, что мы обсуждали… Аксель мог как-то найти время, чтобы связаться со мной. И его деловые звонки уже давно прекратились. Понимаете, он вроде как… пропал. А начальство нам сказало неделю назад, что мы больше не принимаем звонки на имя мистера Ферсена, потому что он не продлил оплату.

– Как вы поняли, что он пропал?

– Аксель не пришел на свидание. Мы договорились встретиться в «Желтой двери», небольшом клубе на бульваре Венис недалеко от «маленькой Кореи». Мы выяснили, что оба предпочитаем такие места. Я не умею танцевать современные танцы, а Аксель говорил, что находит их идиотскими.

– Сколько лет Акселю?

– Не знаю точно. Около тридцати. Мне кажется, он выглядел старше своих лет. Нет, не внешне. Просто в нем была какая-то мудрость… и печаль. Словно он многое повидал.

– Он случайно не воевал в Корее?

– Не думаю. Аксель ни разу не упоминал о своей военной службе. Обычно о таком рассказывают, не так ли?

Я встречал разные точки зрения на этот вопрос, и обычно все было так, как говорила Синди – ребята, участвовавшие в боевых действиях, особенно в юном возрасте, продолжали после этого в течение многих лет с восторгом вспоминать то время, даже если на войне творились ужасные невообразимые вещи. Я и сам ловил себя иногда на том, что мысленно возвращался к службе на флоте в Тихом океане, до сих пор ее считая лучшим временем своей жизни, несмотря на постоянное недосыпание, бомбардировки, торпеды и риск погибнуть в любую минуту. Многие списывают этот эффект на адреналин и чувство армейского братства, усиленное отсутствием ответственности за свои поступки. Мол, выполняешь приказы и стараешься выжить – вот и весь секрет успеха. Как будто именно по этой причине многие ветераны потом не могут найти себе места в мирной жизни.

Я бы с этим категорически не согласен. Война – это молодость и надежда на лучшее. Старики не воюют. То есть никто не идет на фронт с пенсионным планом. Каждый говорит себе «вот наконец все это закончится, и тогда заживем по-настоящему». Именно поэтому многие потом всю жизнь бережно хранят восторженные воспоминания о своих военных приключениях, даже если надежды на лучшую жизнь потом никогда так и не сбылись.