Вэл покинул меня в задумчивом и недовольном состоянии. Он-то был уверен, что дело закрыто и передано в прокуратуру. Я же попросил у бармена телефон, чтобы связаться с Бобом Шустером и договориться о свидании с Эваном Линем в тюрьме.
Боба я знал хорошо. Хотя ему уже шел седьмой десяток, он по-прежнему проводил дни на слушаньях в уголовном суде и готов был сражаться до последнего за каждого клиента. Мой друг Монти Фостер некоторое время назад устроился в его фирму младшим адвокатом и надеялся со временем дорасти до партнерства. Я знал, что на Шустера работает целая контора первоклассных частных детективов, но он очень обрадовался, когда я рассказал ему историю о Акселе Ферсене.
– Не думаю, что мистер Линь убийца, – заявил мне Шустер, когда на следующее утро мы ехали с ним в его автомобиле в окружную тюрьму. – Я уже почти сорок лет занимаюсь этой практикой, почти всегда могу определить, когда клиент мне врет. Юный Эван не из таких. Кажется, он до сих пор не может поверить, что все это происходит с ним наяву. А ты что думаешь, Монти?
Адвокаты расположились на переднем сидении «Кадиллака» Шустера, чтобы моему другу было удобно втянуть свой протез и костыль. Мы познакомились с Фостером, когда оба служили на флоте во время Второй мировой. Осколком снаряда ему оторвало ступню и руку, но инвалидность только подтолкнула его к тому, чтобы после демобилизации закончить колледж, а потом и юридическую школу. В отличие от меня. После войны я не вернулся в Гарвард, а поступил в полицию. Потом и оттуда ушел, когда окончательно осознал, что я не командный игрок и не хочу во всем следовать правилам.
– Не знаю, босс, – рассудительно ответил Монти. – Мистер Линь мог быть в стельку пьяным и ничего не помнить. Китайцы быстро пьянеют и мгновенно слетают с тормозов.
– Владелец «Зеленого дракона» утверждает, что мистер Линь уехал от него в половину десятого вечера после ужина, он был в приподнятом настроении и совершенно трезв. Мистер Линь вообще не употреблял спиртного, мог только иногда выпить банку пива.
– Китайцы, – флегматично пожал плечами Монтгомери. – Скажут что угодно ради своих.
Он не был расистом, а просто говорил о том, что знал сам. Когда Монти был ребенком, его отец насмерть забил жену топором в состоянии сильного опьянения, а потом уверял, что ничего не помнит. В конце 20-х судье это показалось смягчающим обстоятельством, так что папаша Фостер в итоге отделался пятью годами тюрьмы.