Святов остался вдовцом. Нелепое совпадение, унесшее жизнь двоих людей.
Об этом много говорили, писали в газетах, судачили и у них в больнице. Рита тогда только пришла и видела Германа сразу после случившегося. Осунувшегося, серого, словно неживого. Ей хотелось вдохнуть в него жизнь и потихоньку у нее стало получаться. Маленькие подарки на праздники, домашний обед, кофе, какой он любит. Святов оживал, а Рите казалось, что она становится ближе. Пусть чуточку, но ей и этого было достаточно.
– Может… вместе встретим? Я сегодня тоже ухожу, а с вечера приготовила оливье. Под твою водку как раз.
Она смотрела на него с надеждой, которая тут же разлетелась вдребезги от скупого:
– Нет.
Герман отвернулся, снова отдаляясь от нее. Не физически, нет, он по-прежнему стоял в каком-то шаге и не пытался как-то вытолкнуть Риту из своей зоны комфорта, но мысленно… мысленно он был уже не с ней.
– Хороших праздников, – прошептала девушка и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.
Собираться без посторонних оказалось проще. Герман швырнул в рюкзак термокружку, которую стоило закинуть в посудомоечную машину дома. Забрал блокнот, с которым не расставался, кажется, со времен начала работы здесь. Он был увесистым, с потертой обложкой, местами из него повылетали листы. И все же Святов упрямо запихивал их обратно и носил исключительно этот блокнот – подарок жены пять лет назад на день рождения.
В нем Герман вел записи пациентов. Вкратце писал то, что было ему важно. У них, конечно, были истории болезней и даже электронные карточки. Благо, технологический процесс шагнул сильно вперед, но Герману нравились бумажки. Он с легкостью запоминал, в каком конкретно месте записал того или иного пациента. Хоть и остальные – медсестры и врачи – вряд ли хоть что-то бы поняли в его каракулях.
– Герман Львович!
Улизнуть незаметно не получилось.
Герман остановился, поправил сползающий с плеча рюкзак и повернулся к Любви Матвеевне.
– Вот, – она протянула ему небольшую коробочку. – Что-то вроде подарка.
Она смущенно поджала губы и на долю секунды отвернулась, когда в глазах Германа проскользнула боль. Но подарок он все же принял. Поблагодарил и даже извинился за то, что не вручил свой.
– Ой ну что вы, Герман Львович, – отмахнулась женщина. – Нас у вас много. Это вы у нас… один.