Уже вскоре он объявил семье о желании уйти в монастырь. Княгиня Анастасия Владимировна всплакнула, заявила тут же, что примет постриг вослед мужу, дочь Аннушка причитала, обнимая князя: «Как же я буду без тебя, батюшка?»
– У тебя еще вся жизнь впереди. Глядишь, царицей доведется когда-нибудь стать! Слушайся во всем брата, на него тебя оставляю…
Сыну, тяжело глядя в очи, молвил:
– Честь рода не урони… Ты и сам все ведаешь, столько лет подле меня учился всему.
– Я не подведу, – припав к руке родителя, отвечал Федор.
– Аннушку… – чуть дрогнувшим голосом добавил князь, – береги ее…
Объявив о своем решении семье, Иван Федорович явился к государю. Феодор Иоаннович в окружении Годуновых принял его в своих покоях, и князь Мстиславский, склонившись едва ли не до пола, говорил:
– Долго я служил России, служил твоему отцу, Иоанну Васильевичу, и тебе, государь, готов служить до самой смерти, но чую, что сил на то не осталось. Сын мой Федор будет не менее верным слугой тебе. Мне же пора обеспокоиться о своей душе. Благослови, государь, на путь в Кирилловскую обитель…
Годуновы молчали, безмолвно возвышаясь за креслом царя, а Феодор Иоаннович, улыбнувшись грустно, ответил:
– Россия не забудет твоих заслуг. Отправляйся служить Богу и ни о чем не беспокойся. Прими от меня последний подарок…
Он дал знак, и князю поднесли икону с изображением Иоанна Крестителя в бесценном, покрытом драгоценными каменьями серебряном окладе. Иван Федорович поцеловал икону в знак безмерной благодарности и перед уходом был допущен к руке государя. Напоследок взглянул в землистое, нездоровое лицо Феодора Иоанновича, и князю вдруг стало невообразимо жаль его, оказавшегося на престоле вопреки своей воле, и теперь одному Богу известно, сохранит ли он в ходе грядущей придворной борьбы, о коей говорил Шуйский, не только свою семью, но и саму жизнь…
Набрав бесчисленное множество скопленных за годы службы богатств, Иван Федорович на следующий день уехал, не устроив долгого прощания. Буде!
По дороге к Кирилло-Белозерскому монастырю возок князя, окруженный плотным кольцом вооруженных, закованных в броню всадников, заезжал в каждую обитель, что встречалась ему на пути, и щедро одаривал их, просил настоятелей и братию молиться о его душе. Надолго по обыкновению не задерживался, словно торопился оставить мирскую жизнь…