– Бумаги давай, – потребовал грубо.
Хозяин дёрнулся.
– Ка…кие бумаги? – выдавил дрожащими губами, растирая левую сторону груди.
– Те самые! Ты дурачка-то не строй, хуже будет.
– Послушайте! – взмолился профессор еле слышно. – У меня весь кабинет забит бумагами. Я не пойму, о каких вы…
Демон неприятно хохотнул.
– Сейчас поймёшь, – пообещал жёстко.
Схватив указательный палец хозяина на правой руке, он начал медленно сгибать его от ладони. Простой, хороший и безотказный способ разговорить самого упрямого человека. Визжа от боли, во всем признаешься, всё отдашь, всех выдашь…
Но тут случилось неожиданное.
Тихо вскрикнув, хозяин схватился за грудь и медленно осел на пол. Демон машинально выпустил наполовину выломанный палец. Профессор уткнулся лицом в ковёр и застыл, не подавая признаков жизни. Демон схватил руку, проверяя пульс, затем потрогал вену на шее. Пульса не было. Демон озадаченно почесал в затылке. В живых оставлять хозяина он и так не собирался. Но сначала тот был должен отдать нужные бумаги. А тут, судя по всему, сердце не выдержало болевого шока… Демон свирепо выругался.
В сущности, дело провалено. Чёрт с ним, с профессором. Главное – бумаги. Но искать их в необъятной квартире наобум лазаря можно до морковкиного заговенья. Если они вообще в квартире. В общем, без подсказки хозяина не обойтись. А тот уже ничего не скажет… Демон с ненавистью пнул мертвеца. Ну, не идиот ли был? Кто же с больным сердцем в такие игры ввязывается?
– Не берёг ты себя, профессор, – негромко сказал он, доставая пачку папирос. – Ну и дурак.
Выкурив папиросу в три затяжки, Демон посмотрел на часы. Сейчас лишь поздний вечер, и до рассвета ещё масса времени. Придётся перерыть всю квартиру, пусть даже и без особой надежды на успех. А начать, разумеется, надо с кабинета.
Содержимое ящиков письменного стола полетело на пол…
Дмитрий Морохин,
полицейский следователь, 35 лет
Лучше бы вместо профессора Себрякова на полу сейчас лежал кто-то ещё…
Это была первая мысль, посетившая меня, как только прибыл на место преступления в доме на Французской набережной. Да, лучше бы кто-то ещё…
Прошу, однако, не считать меня циником. (Хотя многолетняя полицейская служба к цинизму располагает, как ничто другое.) Просто чем заметнее личность покойного, тем сложнее вести расследование. А историк Себряков был личностью заметной. Да чего там – крупной, незаурядной и широко известной. Стало быть, особый интерес прессы к расследованию (проще говоря, газетный вой) обеспечен. Да ещё, не дай бог, внимание высоких сфер…