– К сожалению, как я вам уже сказал, помочь я вам ничем не могу. Я пишу стихи – но их никто не печатает. И не слушает. Пишу, можно сказать, для себя. Мало с кем общаюсь. Так что извините…
Высокий и худой генерал Александр Адлерберг укоризненно покачал головой, разглаживая свои широкие усы:
– Удивляюсь я вам, Владимир Михайлович. Офицер, сын офицера, столько боев прошли, на стольких фронтах побывали. Чего это вас потянуло к поэту? Или сами изволите стишками баловаться?
Бестужев чуть поежился.
– А кто из нас ими не баловался в молодости? Просто решил, что у фон Ромберга должны быть хорошие знакомства, связи. Я помнил, как был на его поэтическом вечере в Санкт-Петербурге, на Литейном проспекте, на который невозможно было достать лишнего билета. Люди стояли даже в проходах: и совсем молодые, как я, и пожилые, и среднего возраста и всяких званий. Вот я и думал, что и здесь у фон Ромберга что-то осталось от былой славы и связей.
Бывший командир 148-го пехотного Каспийского полка поморщился:
– Все это осталось в прошлом. В той самой прошлой России, которую мы профукали. В том числе из-за этих самых стишков. Не понимаете? Да чего тут непонятного. Болтали, говорили, сыпали словами – красивыми, воздушными, стихи декламировали. Соревновались, кто лучше всех скажет – Бальмонт, Брюсов, Мережковский, Гиппиус, Тэффи, Блок, Ивановы с разными именами. Андрей Белый, который и вовсе не белым оказался, а каким-то Бугаевым. А надо было не болтать, а страну поднимать: строить дороги, порты, заводы. Все, что делают в нормальных странах, где обходятся без этой поэтической болтовни. А сейчас что – превратились в какие-то обломки, выброшенные из жизни на чужие берега, в невесть кого. Об этом, кстати, этот Бугаев-Белый лучше всех сказал:
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.
Генерал внимательно посмотрел на Бестужева:
– А этот фон Ромберг – вообще пустой человек. Заявляет, что ничего не пишет – а сам строчит стихи как проклятый. И пытается просунуть во все журналы и газеты. Только никто не берет. От безысходности вроде стал даже на немецком пробовать писать, да только куда ему переплюнуть Гете с Шиллером. Сами немцы это прекрасно понимают и фон Ромберга тоже не привечают. Вот он и дурит голову таким наивным людям, как вы.
Бестужев сжал край стола так, что пальцы побелели.