Она была в расцвете сил и красоты – он казался совсем почти юношей.
Его волосы были темные, хотя тоже белокуры, а брови гораздо темнее. Слегка насмешливая улыбка капризно изогнутых губ имела в себе что-то рассеянное и скучающее.
– Ах, Лель! – опять воскликнула дама – меня злит твое равнодушие! Я не могу не чувствовать здесь чего-то огромного, потрясающего! Я сожалею, что я не жила в те времена! Я хотела бы быть фрейлиной Марии-Антуанетты и сложить голову на гильотине рядом с несчастной королевой… Я была здесь сто раз, и всякий раз я испытываю то же самое! И я благословляю это волнение! Мы до того погрязли в мелочах жизни повседневной! Я не хочу этого! Я хочу широты чувства иных времен! Времен, когда жили и любили по-настоящему, когда умели умирать и… Ах, где мой кодак! Давай я сниму тебя сейчас… здесь!
– Брось, Додо! Ты не даешь мне жить со своим кодаком – я его разобью, – сказал он лениво.
– Ну милый, ну что тебе стоит! Встань туда, вон к той вазе… Нет, постой, спустимся вниз… На фоне дворца…
Она выхватила из его рук фотографическую камеру и сбежала вниз по ступенькам.
– Сдвинь шляпу назад, облокотись на балюстраду, смотри вон туда… Нет… Нет… на голову Нептуна, – командовала она – оживленная, хорошенькая.
Теперь она стояла рядом с Реминым, не обратив даже внимания на то, что он вежливо подвинулся, чтобы дать ей место. Вблизи она показалась ему еще милее, «забавнее», как выразился он про себя.
– Придется снять с выдержкой… Ах, я тряхну!
Она поставила аппарат на скамейку и заглянула в стеклышко. Это движение опять восхитило его. Она нагнула голову на бок и напомнила ему хохлатую курочку, глядящую на удививший ее камешек или жучка.
– Надо что-нибудь подложить… Monsieur, – неожиданно обратилась она к Алексею Петровичу, – pretez moi votre livre, s'il vous plait.
Она это сказала ласково, с улыбкой, от которой у нее на розовой щечке появилась хорошенькая ямочка, высоко, почти у самого глаза, но голос ее звучал приказанием.
Он подал ей книгу, которую держал в руках.
Она, бросив ему через плечо «merci m-r», опять завозилась у аппарата.
– Додо, это несносно, – протянул с досадой ее брат.
– Сию минуточку… Ах, все еще низко!..
– Позвольте вам посоветовать – поставьте ваш кодак на пьедестал вазы.
Он сказал по-русски совсем нечаянно – и испугался.