.
Что же касается Куала, то даже спустя три дня и три ночи после того, как мы покинули виллу Эргастера, он был так же безутешен и плакал днем и ночью, уверенный, что мы идем на верную смерть. На всякий случай я каждую ночь выставлял удвоенную охрану. Боялся я не мантикоры, а бандитов некоего Торкаса, хотя мы не заметили их следов и вообще никаких признаков их присутствия.
Четвертый день пути начался как все предыдущие: тот же самый удушливый воздух и тот же самый медленный шаг носильщиков. Однако ближе к полудню нашим глазам предстала неожиданная и тревожная картина – небольшая группа людей двигалась параллельно нашему маршруту. Они были довольно далеко, но, несмотря на расстояние, мы смогли разглядеть восемь человек (а нас было только на одного больше), лошадь, осла и двух мулов, тяжело нагруженных вещами и провиантом.
– Кто это? – спросил я у нашего эксперта по местным традициям, то есть у Куала.
– Не знаю. На руднике постоянно нуждаются в новой рабочей силе, но эти люди не похожи на колонну осужденных: ни у кого из них не связаны руки, а на ногах нет кандалов.
Мы постарались разглядеть их получше, несмотря на расстояние. Может быть, мы встретились с Торкасом? Эти люди казались оборванцами, но я бы не осмелился назвать их бандитами. Когда стемнело, мы разбили лагерь почти одновременно, и нас разделяло менее тысячи шагов. Они видели наш костер, а мы – их. Когда в таком пустынном и глухом месте две группы людей не обмениваются приветствиями, это говорит о многом. Но я сказал себе, что, возможно, нас заставляет соблюдать дистанцию не враждебность, а взаимное недоверие.
На следующий день сцена повторилась: два каравана двигались параллельно. На горизонте четко вырисовывались восемь человеческих фигур и очертания вьючных животных. Солнце безжалостно палило, и из паланкина мне были видны бритые головы носильщиков, шедших впереди, красные, точно вареные осьминоги. В полдень я приказал им остановиться.
Мы оказались в небольшой низине, где стояло несколько рахитичных деревьев, отбрасывавших скудную тень. Я сел под одним из них, почти совсем засохшим. Сервус старался освежить меня, обтирая мне шею и лоб мокрым платком, но я был изнурен и разгорячен, а, как известно, жара и усталость не улучшают характер человека. Я обратил внимание на Ситир, которая казалась свежей и отдохнувшей, и ее вид меня разъярил: