Эркин до этого никогда не пил водку, она подействовала мгновенно, к боли парень был стойким, военный хирург был очень удивлён, зная, какая это боль, когда тебя режут на живую. И Эркин, кажется смеясь смерти в лицо, выжил, правда, несколько дней горел от высокой температуры, да и доктор сказал, что парень не выживет, а операцию он сделал, потому что он был ещё жив и иначе мужчина поступить просто не мог. А Эркин выжил, к большому удивлению военного хирурга и что ещё удивительнее, быстро пошёл на поправку. Через месяц, Эркин вернулся в свою часть, где его считали погибшим, но не успели отправить похоронку его родителям.
– Курбанов? Живой значит… молодец! Хорошо, что мы не отправили похоронку к твоим близким, бои были жестокие, всё недосуг было, – сказал тогда его командир.
Такие моменты Эркин долго будет помнить, если вообще не всю жизнь. Он никогда не забудет друзей, которых оставил на поле боя, молоденьких сестёр, которые погибали, неся на себе тяжелораненых солдат, прикрывая их собой, дав шанс жить. Он не забудет русскую сестричку, которая вынесла и его, когда он с большим трудом вылез из горящего танка и пополз к своим, под пулями немцев.
С Тоней он, после того, как она его доставила в полевой госпиталь, потом часто навещала его, Эркин подружился. Полюбить он конечно не смог, да и война была, но Тоня полюбила узбекского парня из далёкого Ташкента, он не был похож на других. Чернобровый, глазастый, показался ей таким сильным и красивым, что сердечко девушки ёкнуло.
Молоденькая Тоня… девочка, которая едва закончила школу и после месячных курсов медсестёр, напросилась на фронт. А между боями, глубокой ночью, Тонечка увела Эркина подальше, где было тихо, где была трава и кусты, что закрывали их. Где она впервые целовалась с этим красивым узбеком, да, они целовались, несмотря на войну, несмотря на то, что в ту ночь Эркин впервые стал мужчиной, страстно целуя юное тело Тонечки, как он сам её называл. Сначала Эркин просто целовал девушку, потом напомнил ей, что ведь война, не до того им.
– Пусть война, любимый! Ведь завтра у нас может и не быть… пусть будет сегодня, пусть будет эта ночь. Просто люби меня, – сама целуя его глаза, брови, щёки и губы, обняв ладонями лицо, говорила Тонечка.
Эркин был воспитан не так, в строгой узбекской довоенной семье. Знал, что так нельзя, только после свадьбы, может поэтому и был юным мальчиком и в девятнадцать лет. Но как устоять, когда девушка, расстегнув свою гимнастёрку, оголила грудь, Эркин впервые видел женскую грудь, не думая, что это так прекрасно. И он любил, лаская руками и губами юное тело Тонечки. Снача быстро, словно боялся не успеть, у него дрожали пальцы от волнения и впервые охватившего возбуждения. Но Тонечка… откуда она могла знать такие вещи?