Дверь сорвало с петель воздушной волной нечеловеческой силы. Будто никакой двери и не было. Шутовской смех перестал меня терзать, и даже дрожь прекратилась.
«Оно», вернее ОНА, стояло напротив меня, лаская томным, обманчиво кокетливым взглядом. Идеальное, обнажённое женское тело ослепляло совершенством пропорций, бархатной нежностью кожи, манящей беззащитностью.
Протягивай руку и пользуйся.
Но всё не так просто.
Любой, кто видел её после нашей маленькой оргии, изуродованную, изрезанную, поломанную, сразу заподозрил бы неладное. Та неосторожная шлюшка не могла выжить, не должна была выжить, мы сделали всё возможное, чтобы скрыть следы своей кровожадной похоти. Но ОНА не просто жива, она чудовищно прекрасна и абсолютно здорова, и это могло означать только одно: я – труп.
Я медленно опустился перед ней на колени, словно перед божеством.
Как её звали? Кто спрашивает ИХ имена? Она была нашей пятой. Очередная плечевая с трассы, глупенькая, юная, в дешёвом платье на голое тело.
Шлюха, которых никто не считает.
Поначалу это был предельно жёсткий секс, потом Борюся предложил добавить огня и пороха. Хозяин этого шлюшьего дома был охотником, и ему всегда хотелось поохотиться на проститутку. Он говорил, что лоси умнее шлюх, и предложил выяснить это путём эксперимента.
Это было вызывающе смело, вызывающе опасно. Но безбашенный Борька убедил нас, что выстрелы в тайге – дело обыденное, и раздал нам ружья.
– Здесь медведи. Без ружья никак, – усмехнулся он, почёсывая задницу, – Да даже без медведей. Я – царь. Я – Бог. Тут не то, что егеря, весь город подо мной ходит. Скажу дышать – дышат, скажу не дышать – сдохнут! Стреляй, Серый! Завали шлюху!
Я в неё не стрелял. Разве что вяло прицелился… и пошёл спать.
Охотиться на еле бредущую бабу было неинтересно. Она даже спрятаться не могла и постоянно падала. Меня тошнило от запаха её крови.
Я выстрелил всего один раз, не попал… и пошёл спать. Я устал. Мы же часа три нещадно драли её без перекура и перерыва на поссать.
Раздосадованный, что промазал, я прицелился во второй раз… пуля прошла по касательной: задела бедро.
Но на ней и так не было живого места! Дыркой больше, дыркой меньше – она не жилец!
А теперь она стояла передо мной живая и прекрасная.
– Прости меня, прости меня… мышка-малышка, – прозвучало пошло. В отчаянье я принялся кататься у её обнажённых ног, обливая их своими горькими слезами, – Прости меня… пожалуйста, прости. Я им говорил, говорил! Пожалуйста! Я ни в чём не виноват. Это не я!