* * *
Фрателлини – клоуны – и только клоуны. Я даже сомневаюсь, чтобы они когда-нибудь слышали о commedia dell’arte. Они никогда не соприкасались с подобными вопросами, более того, случай захотел, чтобы они, с самых пеленок неразрывно связанные с цирком, никогда не выступали в своей родной Италии. И все же они – наследники commedia dell’arte, они наполнили ее духом современности и Европы. Содержание их сцен (а они длятся час, иногда и более) выражается главным образом в пантомиме; разговорные сцены они проводят на языке той страны, в которой они выступают. Эти сцены обнаруживают такую чистоту стиля, которую мы в наше время не найдем нигде – ни в драме, ни в опере, ни в балете, и уж конечно, ни в фильме; исключение могут, пожалуй, составить лишь танцы андалузских цыганок.
Эта поразительная чистота стиля основывается главным образом на совершенстве техники и особенно на изумительном подчинении всех нервов и мускулов служению свободным и действительно переживаемым движениям и ощущениям. Фрателлини владеют своим телом как инструментом. Они наездники, акробаты, танцоры, партерные гимнасты, музыканты, борцы, прыгуны; они владеют всеми жанрами цирка. Это дает им возможность быть лучшими клоунами мира. К тому же они обладают редким даром gentillesse – естественной, свежей любезности, они умеют одним жестом, одним словом, одним ударом в турецкий барабан создавать связь с публикой.
Хороший клоун дает карикатуру на человека, но надо быть очень опытным художником, чтобы быть действительно хорошим карикатуристом. Фрателлини делают еще больше: они пародируют самих себя, они играют своим остроумием, как Дионисий[9] своей головой. Они никогда не ходят прямо, всегда под углом к своей идее – как конь на шахматной доске; они переворачивают логику; невозможное они делают осязаемой действительностью.
Фрателлини покоряют публику моментально – в Москве и в Париже, в Берлине и в Мадриде, в Стокгольме и в Лондоне. Их сцены одинаковы повсюду, но все же в них всегда есть неуловимое различие. Они приносят на арену только общие контуры. Лишь на самой арене вырастает импровизационная комедия, которая и создает непосредственную связь с публикой. Это самое удивительное взаимодействие, которое я когда-либо видел. Клоуны и публика являются и медиумами, и гипнотизерами одновременно. Это происходит одинаково бессознательно у обеих сторон. Фрателлини с сомнамбулистической уверенностью чувствуют, что одни нюансы сегодняшней публикой приняты не будут, а другие произведут особенно сильное воздействие. Они подают зрителю свое основное блюдо, но сдабривают его такими приправами, которые придутся особенно по вкусу сегодняшней публике.