– Конечно.
Я срываюсь с места. Достаю из кладовки веник, совок, пакет, надеваю тапочки и приступаю. Сначала нужно убрать большие осколки, потом пропылесосить.
Отец тем временем варит кофе, подает Алтаю чашку. Я занимаюсь делом, стараясь не шуметь, но как будто все время чувствую на себе взгляд. И это не очень приятно.
– Так а что я сделать могу?! – ругается отец громко.
– Если ты не можешь справиться со своей женщиной, – ровно отвечает Алтай, – как с тобой вообще дела можно вести?
Папа хмыкает несколько раз подряд.
Алтай заканчивает вытирать рубашку и продолжает:
– Ты мне аренду полгода не платишь. Узнает кто-то – хана моей репутации, а я столько над ней работал. – Он будто насмехается. – Ты, наверное, решил, раз я дал тебе поблажку, то можно наплевать и на остальные условия. Так не пойдет.
– Я забыл, когда истекает срок договора. Просто забыл! А ты уже проценты накинул! Да какие!
– Десятое июня в расписке. Сегодня одиннадцатое. Я вчера приехал к тебе лично напомнить. Ты меня выпроводил.
– Я не думал, что будут проценты!
Алтай разводит руками:
– Какой-то детский сад. У тебя вообще деньги есть?
С полминуты длится молчание.
– Ясно. До обеда перешли Иссе на электронку все документы на участки. Разрешения на строительство и так далее. Стройку останавливай, я подумаю, что там будет теперь.
Елизавета что-то кричит наверху. Сквозь пелену шока я осознаю, что мы потеряли все. Вообще все.
– Алтай, деньги будут крайний срок через неделю, максимум две, – говорит отец нервно.
– Тебе их, судя по всему, взять негде.
– У меня в Италии…
Алтай прерывает отца громким смешком:
– Ты считаешь, я дам тебе выехать из страны?
Папа тут же начинает строить из себя оскорбленного, наседает, что они ведут дела всю жизнь. Что он держит свое слово и за поступки всегда отвечает. И что людей уж точно не кинет. Не такой он человек. Мое сердце колотится на разрыв. Я то и дело киваю, поддерживая отца.
В какой-то момент он извиняется и отходит ответить на звонок, я же изрядно нервничаю, сгребая осколки в кучу. Боковым зрением улавливаю движение – Алтай подходит совсем близко. Деревенею. Аж болит внутри. Смотрю я строго в пол.
Не буду на него снизу вверх. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Пусть хоть пнет сейчас – не стану унижаться.
Он, видимо, это понимает, присаживается на корточки.