Действительно, и Ринпоче, и Блум открыто оплакивали утрату великой музыки, искусства и философии; оба, похоже, были опечалены исчезновением трудолюбивых, мужественных героев, которым на смену пришли поверхностные поп-идолы вроде Майкла Джексона (или, если брать более свежий пример, Джастина Бибера); оба остро осознавали всеобщее пагубное влияние феминизма; оба видели, что преждевременная и неограниченная сексуальная активность ослабляет физическую силу и рассудок как юных, так и зрелых людей; наконец, оба понимали силу музыки, которая способна пробуждать и разжигать страсти человека.
Вот почему я думаю, что в «Европе глазами снежного льва» содержится немалая доля мудрости, достойной восхищения. Но это не мудрость глубоких, мистических, отрешённых абстракций, которую я честно ожидал от этой книги. Как раз напротив, Ринпоче высмеивает разного рода псевдохудожественный интеллектуализм, что вызывает беспокойство и сбивает с толку, а тем не менее именно по этим причинам иногда сходит за мудрость. «Красота, – утверждает он, – никогда не наполнит вас раздражением и скукой, которые вы чувствуете, когда смотрите фильмы для интеллектуальной элиты, фильмы, что вы ошибочно считаете истинными произведениями искусства». Игнорируя ложные умствования, он защищает более основательную и прочную мудрость, ту, которая готова трудиться, учиться и быть терпеливой. Христианин не может не оценить этого, как не может он не оценить и других важных вещей, свойственных в равной мере нашей вере и буддизму: призвания к любви, самопожертвованию и суровому пути ученичества.
Наконец, несколько слов по поводу стиля. Будучи редактором этой книги, я постоянно боролся с искушением последовательно редактировать текст Ринпоче так, как я делал бы это в отношении любого другого автора или соавтора. Но большинство (со)авторов способны дать мне знать, что они думают о моей редактуре, и сказать «нет» там, где они категорически не согласны с моими правками, до того, как книга увидит свет. Учитывая, что Ринпоче больше нет среди нас, а потому он не может возразить на мои правки, я намеренно избрал осторожный подход к редактуре и, за некоторыми исключениями, которых относительно немного, оставил изначальный текст без изменений. Результатом является текст, который, вероятно, не на сто процентов грамотен, не говоря уже о его «политической корректности», но который (я надеюсь на это) остаётся в высокой степени интересным для чтения, отражает личность его автора и дорожит исторической точностью в свете его ухода из жизни.