– Папа, скорей, скорей!
Вот Ока подо льдом и снегом… Рядом, вне скрытого кручей солнца, в стылой тени – обломки на опалённых взрывом суглинках. Гонщик махал им, лёжа в сугробе.
– Вижу! – помчалась дочь.
Он нагнал её.
– Не спеши. Там женщина, – он сказал, чтоб унять её пыл, чуть-чуть сексуальный.
– Женщина? – дочь смутилась.
Только была там вовсе не женщина, а брюнет без шлема, явно свалившегося в падении, с чёрным, схваченным сзади чёрной резинкой волосом. Он был в чёрной спортивной форме для мотогонок. Возраст – под сорок, судя по резким лобным морщинам. Он стал вставать – не вышло, только сверкнули «Rolex» с запястья – из дорогих, в брильянтах.
Дочь робко тронула нос перчаткою.
Незнакомец пустил ртом пар. – Мобильник слетел. Найдите.
– Здесь не берёт. Пытались.
– Нет, мой возьмёт.
Ходили, но не нашли.
– В сугробе, – предположил упавший.
– Если бы не сугроб, вы вдребезги бы расшиблись, – молвила дочь.
– Как звать? – бросил гонщик.
– Даша.
– Волин. Можно звать Максом. – Он протянул ей пальцы, лёжа в сугробе. Даша пожала крупную волосатую руку. Гонщик продолжил: – Рядом кто?
– Папа… Он Фёдор Павлович, – дочь представила. – Мы не местные.
– Тоже Павлович? Я Макс Павлович.
– Кронов, – вымолвил Кронов.
– Кронов, я ногу сломал, – вёл раненый. – Даша, фляжку дай, фляжка там, – показал он в снегу сверкавшую золотую ёмкость.
Та лыжной палкой подволокла её.
– У меня здесь коньяк. Французский… Кронов, короче, мне надо выбраться. Видел стройку у дач? Смотайся. Там есть охранники. Пусть придут сюда. У меня много дел в Москве, Фёдор Палыч.
– Там химзавод, – изрёк тот недружелюбно.
Кронову от начал, – когда он у странного непонятного круга высмотрел точку, мчавшую к ним по полю, чтоб напугать их, а может, сбить их, – казус претил. Вдобавок гонщик с завода, против какого были все дачники, небогатые и сумевшие лишь в глуши построиться, но потом, двадцать лет спустя, потеснённые стройкой, роющей трассы и котлованы.
– Макс, вы с завода? – выдавил Кронов.
– Да, приобрёл на днях.
Стоя в стылой тени под кручей, где они были, Кронов почувствовал, что они словно в бездне и им не вылезти никогда; не только им, но всему человечеству. Сердце сжалось тоской.
«Живые завидовать будут мёртвым», – впало невесть откуда.
– Нет, – он сказал. – К охранникам не пойдём. Мы вытащим вас отсюда. И обращайтесь к людям на «вы».