»
– Какое облегчение… – я утопила лицо в ладонях – страх отступил так внезапно, что у меня закружилась голова. Теперь я могла не бояться ни каменных роз, ни любых других причуд, которые мог выкинуть бесчувственный Эрпине…
Не теряя больше ни минуты, я выхватила ножницы из рук месье Барнабы и принялась за работу.
Распадаясь по сторонам, бинты открывали мне ужасающую картину: глубокие раны, местами доходящие до костей, сочились тёмно-красной кровью; и той маленькой Софи внутри меня – не доктору, а обычной перепуганной девочке, – изо всех сил хотелось зажмуриться…
Последние бинты опали на покрывало, и месье Барнаба звучно сглотнул, как видно, стараясь перебороть желание поделиться с миром остатками еды, что покоилась у него в желудке… Это дело давалось ему с трудом – навряд ли бенгальцу хоть раз доводилось наблюдать подобные процедуры. Вскочив на ноги, он вернулся назад к тележке и налил себе питьевой воды.
– Хотите пить, мадемуазель? – уточнил он сдавленно.
Не отрываясь от работы, я покачала головой, и месье Барнаба залпом выдул полный стакан.
Не в силах побороть своё любопытство – а быть может, попросту желая отвлечься на разговоры, – я кивнула на ножницы и спросила:
– Неужели вы сделали их из воздуха?..
Даже проведя всю свою жизнь в обществе колдунов, я не знала и трети возможностей колдовства.
– Скажем так, мадемуазель, – смутился немного пришедший в себя бенгалец, – они исчезают из тех мест, где на данный момент в них нуждаются меньше, чем здесь…
– Пожалуйста, поднимите его, – попросила я, освобождая месье Барнабе место у изголовья. – Только осторожнее, у него сломано плечо…
Проводник отставил стакан в сторонку и с прежней непринуждённостью взялся исполнять мою просьбу. Стараясь поменьше глядеть на раны – дабы не вызвать у себя нового приступа тошноты, – он расположился на кровати и помог Эрпине принять сидячее положение, аккуратно примостив его голову на своей широкой груди.
Потревоженный укротитель ненадолго пришёл в сознание.
– Не нужно… нет… прошу… – простонал он в спокойной, но абсолютно душераздирающей манере.
Будь моё сердце не скоплением мышц, артерий и вен, а, к примеру, свежевыпеченным безе, оно бы тотчас треснуло и раскрошилось от жалости к Эрпине… И, видит бог, будь рядом со мной такой опытный и вечно спокойный Апсэль, я бы позволила ему раскрошиться!.. Однако обстоятельства вынуждали моë сердце быть крепким. В этот миг оно больше походило на чёрствый рождественский пряник: твëрдый как камень, он был способен справляться с любыми жизненными невзгодами, ожидая момента, когда его размочат в чае или молоке, – а до тех пор только и мог, что терять от боли узоры из белой глазури.