Но, в сущности, жульничества с моей стороны нет, а со стороны Шляпкина только понимание положения и отсутствие мелочной придирчивости.
Дело происходило так…
Еще раньше я спрашивала Шляпкина, будут ли у него экзаменационные сроки в конце декабря месяца71, т. к. к началу я не успею приготовиться. Он мне ответил: «Мы это с вами как-нибудь частным образом устроим, сговоримся».
Я поняла это так, что он меня проэкзаменует вне срока, как это он делает, и подхожу к нему вчера с тем же вопросом.
– А почему вам не экзаменоваться двенадцатого?
– Потому что я не успею.
– Как, за 12 дней вы не успеете ничего прочесть? Что-нибудь да прочтете. Вот и приходите.
– Но что же я могу? Одного Морозова да Варнеке две книги? Веселовского даже и достать негде72.
– Да, Веселовский редкая книга; ну что ж, достаточно будет Варнеке, это хорошее сочинение, и Морозова. Ведь я же знаю, что вы человек рабочий. Приходите, приходите.
Я поблагодарила. Вот и все. Есть жульничество?
И да, и нет. Как посмотреть.
Да, он еще спросил, почему я после Рождества в таком случае не проэкзаменуюсь, а я сказала, что – я же очень засиделась на Курсах, и надо мне их поскорее кончать.
– Вы 1903 года? – спросил Шляпкин.
– Ну нет, еще не до такой степени поздняя. Я 1906.
Неужели могут быть еще с 1903 года? Бедняжки!
– И что ж, у вас много работы? Над чем вы теперь работаете?
Они по старой памяти думают, что я еще работаю «над чем-нибудь»…
2/XII. Да, всей душой, всем сердцем…
Это я ответила на свой внутренний вопрос и теперь могу продолжить.
Пошла вчера к Пругавину читать свою рукопись.
Какое дурацкое положение человека, которому приходится читать свое творение вслух. Исключением будет только тот случай, если произведение имеет научный характер.
Читать с увлечением свое собственное? Да, оно конечно можно… но только в том случае оно не смешно, если слушатели увлечены еще больше самого автора; в противном же случае получается острота третьего сорта, т. е. когда сказавший ее захлебывается от восторженного смеха, а все остальные молчат и даже не улыбаются. Читать и конфузиться – как это делаю я – тоже глупо до невозможности, т. к. тогда наверное читаешь на провал; все места послабее – комкаешь, и тем больше останавливаешь на них внимание.
Пока я пишу, мне всегда кажется, что оно выходит недурно; когда кончила писать и переписываешь или прочитываешь только себе самой – вещь кажется уже только сносной, с уклоном все-таки в дурную сторону; когда же читаешь кому-нибудь вслух – вещь кажется никуда не годной, глупой, пошлой, мерзкой… словом – и не придумаешь эпитетов. Чувствуешь себя точно на позорном столбе или хуже – точно человек сам без рубашки вышел на улицу и не знает, куда девать себя, за что спрятаться от мучительного стыда. Делаешь развязный вид, стараешься показать, что ты ничего не замечаешь, что все обстоит благополучно…