И улица, которую освещал красный свет тех самых букв завода, он отдавал кровавыми оттенками. Становилось жутковато, с непривычки, а после, кажется, что с этим можно жить, и даже, вполне успешно. Так, это продолжалось до самой остановки, которая не страшилась времени, и кажется, была с момента монтажа в ненадлежащем состоянии. На остановке сидел старик, опершись руками на трость он бесстрастно смотрел в даль, его ничего не интересовало, как будто нет новизны, и не было вещей, которые его удивили бы. Веров смахнул рукавом снег с места, куда он собрался сесть, и спиной оперся о стенку конструкции.
– Замечательная погода – проговорил старик.
Он сидел без перчаток, открытая шея на не застёгнутом пуховике, кажется он вообще не боялся холода.
– Такая стоит уже две недели
– Да, я заметил, поэтому смотрю за ней, когда она уйдет.
– Вам это не надоедает?
– Все на вкус как курица и только курица на вкус как рыба, уже все приелось, на ваш вопрос я не отвечу.
Старик закашлял, и прикрывая ладонью рот заглушил звуки из груди. Всем видом показывая безразличие ко всему происходящему. Скорее наблюдалась усталость от жизни, так долго носила его земля. Стало слышно приближение автобуса, и Веров начал собираться, дабы успеть на свою возможность встретить дом. Встал, пройдя несколько шагов, словно обожженный мыслью повернулся и спросил у старика:
– Вы верите в Бога?
– Ну, конечно. Как иначе? А вы?
– Перестал. Давно.
Ничего не зная о человеке Веров не постеснялся задавать такие вопросы. После, он еще долго вспоминал этот разговор, но нового смысла найти не смог.
От постоянных повторов мест, событий, обстановки не уходило чувство загустелости жизни, её заторможенности. Таким образом, она начинала подкисать, и привкус кислинки не отпускал Верова ежедневно. Дорога к дому начала казаться вечностью, бессменной картиной лесов в снежных накидках, в молчании и шуме радиатора. Кому-то даже такие простые вещи недоступны, проскользнуло в голове Антона Витальевича. Жизнь определялась динамикой и способностью её заметить. Для того чтобы увидеть, нужно было этого хотеть. Автобус привез в положенное время. Последний пассажир не менялся – Веров. Маршрут в городе определялся экономией времени, то есть заезда с другой стороны города, из-за которых остановка у дома Антона Витальевича была заключительной. Со скрипом открылась входная дверь, гудел двигатель, Слава молчал. Веров продолжал сидеть и чего-то ждать. Спустя пару мгновений пальцы Славы начали тарабанить по рулю с нарастающим напряжением, от чего у Верова стало отдавать в груди, и казалось, бьют по нему, напрямую. Тогда Антон Витальевич выдавил из себя: