– Скоро все заживет, – серьезно заговорил Коул, пока Хейли бинтовала его рану. – Богиня смерти, может, и сука, но Хантера почему-то спасла. Не откажет и теперь.
– И она лучшая травница, что я знаю, – добавил Хантер. Завязал бинт и, не удержавшись, поцеловал костяшки Софи. – Мы уже почти дошли до нее.
– Спасибо.
Хантер сел, вытащил сигареты, поделился с Коулом. Хейли подала Софи бутылку воды, напоминая, что от обезвоживания самочувствие лучше точно не станет. Какое-то время они молчали, уставшие и измученные от жары. Наконец Коул заговорил.
– Орден думает, что нашел поселение глубоко в джунглях.
Хантер удивленно вскинул брови: одиннадцать лет он скитался по зоне аномалий и нашел только одних людей тут: орден разума.
– Где?
– На север по побережью. В самом отдалении от очага.
– И кто там живет?
– Пока не уверены. Их территория огорожена столбами. Между столбов ничего нет, но вот пройти меж них… Добровольцы… хм. Не вернулись.
Хантер кивнул: умерли. Печально. Главное, чтобы их успели придать огню. Мертвые все еще иногда перерождались аномалиями, к счастью, далеко не все.
Развить тему не успели. Хантер и Коул ощутили приближение аномалий одновременно. Выкинули сигареты и вызвали мечи. Хейли последовала примеру отца, видно, привыкла доверять и не задавать лишних вопросов. Софи собралась, размяла шею, готовая использовать магию, если выйдет.
– Будь рядом, – шепнул Хантер. Софи кивнула. – Бездушные.
Бездушные маршировали мимо. Мужчины и женщины, что когда-то были хранителями душ, но умерли во время магического взрыва. Часть тел захватила аномальная магия, которая запустила сердца, но не вернула души. Без эмоций, манимые биением чужих душ, они бродили теперь по джунглям в поисках живых, чтобы сожрать их эмоции и хоть ненадолго вкусить жизнь.
Эмоции делают людей живыми. Поэтому без них жертвы бездушных умирают.
Аномалии учуяли живых. Сменили направление, отправляясь за добычей.
– Они же жару не любят! – рыкнул Коул, вонзая меч в аномалию. – По ночам охотятся, твари!
Хантеру думать о причинах дневного выхода на охоту бездушных было некогда: оказался слишком занят отсечением голов.
Мужчины и женщины в драной одежде, кто-то почти голый, продолжали наступать. Пустые глазницы, острые клыки и чуткий нюх. Шрамы и язвы на телах. И дикая тяга к эмоциям живых. Вот во что превратились тела, оставшиеся без душ.