Бред… Если умрет Железнодорожник – кто будет сдерживать орды мертвецов на востоке? Кто будет устраивать экзамены? Железнодорожник нужен городу живым…
Кстати, а что город будет делать, когда Железнодорожник умрет? Ведь должен же он когда-то умереть?
Кристина снова почувствовала на себе его взгляд. Пристальный, изучающий, навязчивый. Да что ж такое-то… Она не единственная женщина в группе, вон, рядом сидит Таня… Хотя Тане, конечно, уже за тридцать. Таня помнит, как поднимались первые мертвые… Таня помнит, как разваливался на части старый мир. Кристина же родилась уже позже, в новом мире.
В мире, где было место для Железнодорожника.
Она украдкой посмотрела на него, и он тут же уткнулся взглядом в свою тарелку. Единственным звуком, который он издавал, было звяканье железной ложки о плошку. Кристина слышала звуки дыхания других людей, кто-то иногда чавкал, кто-то шмыгал носом, или чуть громче, чем следовало, облизывал ложку. Железнодорожник ел беззвучно. Могло показаться даже, что он не дышал, но широкая грудь ритмично вздымалась под бесформенной шубой, и только это выдавало в нем живого человека.
Почему же он на нее так смотрит…
– Помолимся и выходим! – велел Железнодорожник, когда все доели завтрак и составили свои миски в угол. Это были первые его слова, произнесенные за полтора часа.
Группа была к ним готова.
Отец рассказывал Кристине, что во время первых экзаменов участники возмущались требованию помолиться. Большинство из них были атеистами, но встречались и мусульмане, коим преклонить колени перед православной иконой вообще казалось кощунством.
Железнодорожник тогда вспылил и отказался вести группу на улицу, пока каждый не прочтет перед иконой "Отче наш" и "Символ веры". Со всеми ударениями и нужными интонациями. Сбился? Читай сначала. С тех пор гости станции знали: проще опуститься на колени и смиренно смотреть в пол, пока Железнодорожник читает молитву, чем нарываться на неприятности, споря с ним. Так он хотя бы не требовал читать молитвы. Преклонил голову, пробормотал что-то, вот вроде и помолился.
Кристина опустилась на колени вместе со всеми. Не молясь, но преклоняясь перед волей хозяина этого дома.
Хозяина этого края…
– На выход! – скомандовал Железнодорожник, поднимаясь на ноги и подхватывая свой багор.
Народ засуетился, застегивая одежду и надевая лыжи.