Она начала примерять на себя образ «хрупкой музы». Не кричащей, требующей внимания, а тихой, понимающей, почти эфемерной. Это была роль, идеально подходящая к мифу о Джулиане: страдающий творец нуждается в тонко чувствующей душе рядом, способной уловить малейшие вибрации его гения, снести его перепады настроения, стать тихой гаванью в бушующем море его внутреннего мира. Хрупкость здесь была не слабостью, а особой формой силы – силы эмпатии, интуиции, способности жертвовать собой ради высшей цели – служения таланту. Этот образ позволял ей приблизиться к нему, не вызывая отторжения, предлагая не требования, а понимание и принятие.
Более того, она позиционировала себя как идеальное зеркало для его таланта. Она не просто восхищалась – она отражала ему его же величие, но в усиленном, очищенном виде. Ее восприимчивость, ее восторженные (и тщательно сформулированные) отзывы на его идеи, наброски, даже случайные фразы – все это работало на подтверждение его исключительности в его собственных глазах. Она стала тем резонатором, который усиливал каждый его творческий импульс, придавал ему значимость. «Только ты мог так сказать», «Никто другой не видит мир так глубоко», «Это гениально, как ты этого достигаешь?» – подобные реплики через восхищенные взгляды, вздохи, сосредоточенное внимание, или в редких, тщательно выверенных записках создавали вокруг него ауру избранности, и она была хранительницей этого священного огня. Эта роль зеркала была критически важна: она не только подпитывала его самооценку, но и делала Эмилию незаменимой – ведь только в ее отражении он видел себя таким, каким хотел видеть.
Все это органично сплеталось в ее великую «миссию спасения». В ее внутреннем нарративе, который она позже транслировала и вовне, это подавалось исключительно как альтруизм. Она видела Джулиана не просто как талантливого человека, но как «падшего поэта», гения, борющегося с внутренними демонами, с «тьмой», которая мешает ему полностью раскрыться и обрести гармонию. И она, Эмилия, была избрана судьбой (или сама себя избрала) для того, чтобы стать его ангелом-хранителем. У нее была абсолютная, почти фанатичная убежденность в своей способности исцелить его «тьму». Она верила, что ее любовь, ее понимание, ее терпение способны проникнуть сквозь все его защиты, залечить его раны, вывести его на свет.