Шамсиев с сочувствием взглянул на него.
– Конечно, конечно…
– Но вспомните, когда это случилось?
– То есть что? – не понял профессор.
– Когда вы поведали ему о его болезни?
Главврач, склонив голову, задумался, стал что-то высчитывать, беззвучно шевеля губами и загибая пальцы на руке. Он путался, сердито хмурился, снова высчитывал, пока лицо его, наконец, не осветила победная улыбка.
– Ох, эта стариковская память! Ну, конечно, вспомнил, вспомнил теперь! Это было двадцатого июня. Как же я сразу-то не сообразил. Ведь в тот день один мой ассистент отмечал день своего рождения…
Повернувшись в сторону Вахрамеева, Шамсиев выражением лица обратил его внимание на дату, которую назвал профессор, и, помолчав немного, спокойно, в выдержанном тоне продолжал:
– И как же Илья Ефимович воспринял эту страшную весть?
– Как воспринял? – Главврач печально улыбнулся. – Представьте себе, внешне он принял мое сообщение довольно хладнокровно. Я уже, кажется, говорил, у этого человека железная воля. А что творилось у него на душе, об этом можно было лишь судить по глазам. Они у него словно разом померкли…
– После этого вы, вероятно, еще не раз встречались с ним?
– Конечно! Я тогда предлагал Илье Ефимовичу лечь на стационарное лечение. Сначала он как будто согласился. Но через два или три дня он, позвонив мне, сказал, что ложиться в больницу не хочет. Спорить с ним было бесполезно, я это знал. И мне пришлось лечить его амбулаторно, используя все имеющиеся средства и возможности. Но Илья Ефимович… – Профессор чуть замялся, помрачнел. – Уж не знаю даже что и сказать, но он как-то странно повел себя, часто пропускал лечение, стал молчалив, раздражителен. Мне даже пришлось показывать его психиатрам. Но они ничего такого не нашли у него. Обычные симптомы болезни: неразговорчивость, замкнутость, отрешенность… А потом… потом Илья Ефимович и вовсе отказался от лечения, не стал приходить ко мне. Уж не знаю, какая муха его укусила… Конечно, я не теряю с ним связей, звоню, справляюсь о здоровье, но знаете, всякий раз, когда прощаюсь с ним, не могу уйти от мысли, что в следующий раз он уже не поднимет трубку…
Профессор посидел с минуту молча, уставившись неподвижным взглядом в стол, и вдруг, словно осененный какой-то мыслью, потянулся к телефону.
– А вы знаете, у меня отличная идея. Давайте позвоним сейчас Илье Ефимовичу и справимся о его здоровье, раз оно всех интересует?